— Извини, что тут все так обтерхано, — сказала она.
— Ничего.
— У нас в номере покрывало еще ужаснее твоего, — призналась она. — Может быть, в этой гостинице живут охотники, когда у них сезон. Наш номер называется «Пэкерс», он весь зеленый и золотой, и на обоях нарисованы футбольные мячи. Я все время думала, что это грецкие орехи. Мячи, в смысле. Эдвард был вынужден мне объяснить.
— Ха! Ну хотя бы напор воды тут нормальный.
— Ну да… Ну что ж, мы будем тебя ждать в машине перед входом. — Сара повернулась, чтобы уйти. Не скрывает ли она некоторого раздражения в голосе? Ну конечно! Я в очередной раз поняла, что на самом деле не надо было с ними ехать. Но я забыла об этом и спросонья сказала «да».
В машине они поддерживали светский разговор о детском автомобильном креслице, которое только что купили в «Сирсе». Оно стояло рядом со мной на заднем сиденье, еще завернутое в пластик.
— Оно на вид очень безопасное, — беспечно сказала я.
— Сейчас их стали делать лучше, — ответила Сара. — Они надежнее запираются. Раньше детям ничего не стоило из них выбраться.
В вестибюле больницы женщина из новой, временной патронатной семьи держала на руках девочку Мэри, которая на этот раз была в шляпке и голубом теплом комбинезончике, вероятно казенном и по идее предназначенном для мальчиков.
— Здравствуйте, я Джулия, — сказала женщина. — Я патронатный родитель от «Опции адопции». Я только что забрала Мэри из патронатной семьи католических социальных служб — они устроили небольшую сцену на пороге.
Она чуть-чуть отвела руку от Мэри и вильнула в сторону Сары, как тюлень ластой.
— В самом деле? — Сара пожала предложенную ладонь. — Я Сара.
— Да, я знаю. А вы, значит, Эдвард, а вы Тесси.
Она кивнула нам по очереди, не выпуская Мэри из рук.
— Сцену? — спросил Эдвард, стараясь быть бдительным.
— Ну, родившая мать приняла решение — перешла от одного агентства к другому, — но эта патронатная семья немного расстроилась. Не хотела отпускать ребенка, и момент передачи, к сожалению, вышел несколько драматичным.
— Правда? — Сара явно обеспокоилась. — Что случилось?
— Я избавлю вас от подробностей, — Джулия вздохнула и тронула пальцем носик девочки, отчего та заулыбалась. Джулия снова обратилась к Саре: — Вы видели их дочь-подростка, Линетту?
— Да.
— Довольно об этом, — сказала Джулия. — Хотите подержать своего ребенка?
— Посмотрим, пойдет ли она ко мне. — Сара протянула руки к девочке: — Детка, иди ко мне.
Девочка спокойно перешла к ней на руки, и довольная Сара усадила ее себе на выпяченное бедро.
Проходившая мимо пожилая чернокожая женщина внимательно смотрела на всех нас, но особенно на Сару с Мэри.
— Это ваш ребенок? — с сомнением спросила она у Сары.
— Да. — Сара ошарашенно улыбалась, будто ее только что играючи треснули по голове.
Пожилая женщина остановилась и посмотрела на Мэри, потом на Сару:
— Какое красивое дитя, я такого в жизни не видела.
С этими словами она двинулась дальше.
Эдвард сказал, обращаясь к Джулии:
— Эту женщину наняла «Опция адопции».
— Не думаю, — засмеялась Джулия.
— Вы не думаете, что агентство обеспокоено дефицитом белых младенцев и старается дополнительно рекламировать черных?
— Эдвард, — упрекнула мужа Сара, но при этом сияла улыбкой. Теперь улыбалась и Мэри.
Дефицит.
Мэри и впрямь была прелестна. Я только сейчас это заметила. Может быть, глоток прохладного воздуха освежил ее личико, или ей шел голубой цвет — кто знает. Она была прелестной малюткой. Улыбка проказливая, но милая, а в темных глазках, выглядывающих из-под полей фланелевой шляпки, светились присутствие духа и незаурядный ум. Она явно смышленая, и видно, что, несмотря на все превратности своей пока еще недлинной жизни, росла в любви. Все же и голубой ком-бинезончик пришелся ей к лицу. Этот цвет выглядел на ней совершенно по-иному. Девочки всего мира отобрали бы его у мальчиков, присвоили бы, если бы увидели его сейчас, вот таким — ангельским аквамарином. Я очень редко заказываю одежду по каталогу (пользуясь материнской «Мастеркард»), но один раз я заказала все вещи, которые демонстрировали чернокожие модели. Цвета тканей — оранжевые, зеленые, бирюзовые, слоновой кости — так хорошо смотрелись на них! Но когда вещи приехали и я надела их на себя, результат оказался ужасен. На их фоне моя собственная кожа с розовыми и голубыми пятнами стала сиреневатой. Я выглядела как что-то дохлое, засунутое внутрь чего-то живого. Поэтому слово «дефицит», звучащее как помесь слов «дети» и «пестицид», означающее, может быть, средство для аборта или спальный вагон поезда, сошедшего с рельсов, первым делом привело мне на ум этот искусственный цвет, мертвенно-сиреневый оттенок.