— Ну это уж я не знаю, — ответила Сара.
Пешая прогулка к дому моих нанимателей оказалась приятной. У меня уже давно не было случая пройтись в бодром темпе. Выйдя из квартиры, я увидела чашу стадиона; похожую на замерзшую приливную волну. Холод выбил из головы сонливость, а заодно и многодневные мучительные галлюцинации глубокого экзистенциального видения. Небо частично очистилось, и облака нелепо плыли по нему, надутые, как воздушные шары для праздника, что вот-вот начнется. Ниже на горизонте виднелись другие облака, похожие на старый сугроб, который нагребли снегоочистительные машины в тупиковый конец улицы. Я, как любой ребенок, выросший в деревне, позволяла погоде — хорошей или плохой — служить описанием всей жизни: ее издевки, ее волшебства, ее противоречий, ее мрачной хватки. Почему бы нет? Человек беспомощен перед чем угодно.
Калитку перед домом, ту, за которой сразу были ступеньки, ведущие вниз, так до сих пор и не починили. Я пролезла в нее и поднялась на крыльцо. Нажала кнопку звонка, но никто не ответил, и я постучала костяшками пальцев по стеклу толстой деревянной двери. Открыла Сара, одетая в стиле мадам Кюри — своем любимом, как я вскоре поняла: белый жакет типа лабораторного халата и черные колготки. Матовая красная губная помада наводила на мысль, что эта мадам Кюри — кинематографическая версия: жесткая алая элегантность в высохших руслах трещинок на губах. Сара не хотела походить на остальных шеф-поваров города: они одевались как провинциальные хиппи, с обилием шарфов и цветастых ситцевых рубашек. Ресторанное дело — это наука, а не деревенские танцульки, говорила мне Сара. Возможно, тут она ошибалась.
— Ну-ка поди сюда, попробуй вот это, — она повела меня на кухню. Я увидела, что бытовая техника у нее великанских размеров, из нержавеющей стали; в Деллакроссе такая встречалась разве что в подсобке магазина кормов или супермаркета. Я знала, что холодный серый металл плиты и холодильника — это предположительно шикарно, но мне больше нравилась авокадово-зеленая бытовая техника в родительском доме (о ней еще не сложили песню). На сверкающей плите стояла сковородка из металла посветлее, вроде белого золота. В ней лежали какие-то серебристые листья. Сара вытащила один лист пальцами и предложила мне. Я сунула его в рот, и там он поначалу вроде бы слегка подтаял, а потом уже больше не таял, а лежал, жесткий, как дерево. На вкус он оказался чем-то средним между кондитерской и лесом.
— Что это? — спросила я, продолжая жевать.
— Карамелизованный шалфей, — она с надеждой смотрела на меня.
— Ошеломительно, — сказала я, имея в виду сразу все смыслы этого слова.
Сара просияла:
— С земли на небо есть прямая дорога, и это — кара-мель. Добавить щепотку морской соли, собранной вручную в Нормандии, — и вуаля!
Так вот, значит, чем занимаются американцы в Нормандии — теперь, когда ее уже освободили от фашистов: вручную собирают морскую соль. Посмотри в глаза союзным войскам, высадившимся в Нормандии, и скажи им об этом!
— Очень вкусно. Я первая, кто это пробует?
— Да, — ответила она. — Надеюсь, ты не возражаешь.
— Возражаю?
— Ой, забыла, еще вот, — она открыла махровой прихваткой дверцу духовки и вытащила две книжки с картинками. — Это из библиотеки. Я их прогрела, чтобы убить микробов. Я всегда так делаю с библиотечными книгами. Мне говорили, что микробов можно убить и в микроволновке, но я не до конца этому верю.
Я посмотрела на заглавия: «Чечевичка» и «Дорогу утятам!».
— Я обожаю эти книги… В детстве они были у меня самыми любимыми. Свой первый ресторан, он был в Бостоне, я назвала «Дорогу утятам». — Она пожала плечами и горестно добавила: — Он не имел успеха.
— Может, надо было назвать его «Чечевичка», — предположила я.
Она улыбнулась:
— На самом деле я так и поступила. В следующий раз.
— О, — я слегка удивилась. — А «Черника для Сэл»?
— Не спрашивай.
— Ну, или просто «Макклоски».
— Этого до сих пор удавалось избежать. Но едва-едва.
— Ну, по крайней мере, вы не дошли до «Кота в колпаке».
— Эмми спит, — перебила меня Сара, понизив голос. — Детская на третьем этаже, это бывший чердак, но ты должна услышать, когда Эмми заплачет. Акустика тут такая, что звук разносится по лестничным пролетам, а также по шахте для сброса белья в стирку. Если Эмми не разбудил звонок в дверь, она проснется через час, я уверена. Она уже слишком большая, чтобы спать по утрам, но она плохо спала ночью, и я не стала ее будить.
Я постаралась не принимать на свой счет легкий упрек, прозвучавший в словах «если Эмми не разбудил звонок в дверь».