Испытание. Возможно, он и меня испытывал. Все же я решила, что мы можем подружиться. От него веяло фильмом «Вверх и вниз по лестнице». Мы с Ноем будем представителями народа, обитающего под лестницей. Или прислуга — это которая на чердаке? Мы — из племени черного хода.
— Ну все равно, вы не выглядите на шестьдесят.
Он замахал на меня руками:
— О! Не говори так! Мне от этого становится еще неприятнее — мне кажется, что ты врешь. Смотри-ка! Эмми!
Я обернулась и увидела ее — полусонную, встрепанную, с диатезом на щеках. Она перебралась через ограду кроватки и спустилась вниз по лестнице, сквозь все ворота.
— Тасса! — вскричала она, подбежала и обняла мои ноги.
На лекциях по суфизму я все так же сидела рядом с бразильцем.
«ЧТО ОН ТАКОЕ НЕСЕТ? Я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!» — написал он мне.
— Он на самом деле очень умный, — шепнула я в ответ. — Он рассказывает о четырех стадиях тариката и связанных с ними ритуалах. Много всякого про благочестие, отказ от того-сего и стремление к Раю.
Он подался ко мне и шепнул:
— Я вижу, ты не торопишься примкнуть к тем, кто жалуется. Это хорошая черта. Но готовность примкнуть к тем, кто жалуется, — тоже хорошая черта.
Когда мы выходили из аудитории, он спросил:
— Ты знаешь, что это время называется днями дрозда, igiomi della merla?
— Никогда не слышала. Что это?
Он задержал на мне внимательный взгляд.
— Это праздник в честь белого дрозда, который укрылся в дымовой трубе и стал черным от сажи. Это праздник в честь сажи.
— Интересно. — Я стала думать о Мэри-Эмме и о других возможных мифах про белого дрозда.
— Это бразильский обычай, — сказал он.
Я кивнула. В голове крутились отказ от отказа и стремление к стремлению.
Я начала одеваться для него, в основном полагаясь на новое серо-коричневое платье-свитер, купленное в бутике в центре города на свежезаработанные деньги. Продавщицы там гламурно пресмыкались перед покупателями, а цвета одежды назывались как-нибудь вроде «платина» или «пемза». Доселе незнакомые мне тонкие оттенки нейтральных цветов: «палевый», «пармезан», «перекати-поле», «перламутровый», «пергамент», «пороховая синь». Были и цвета поярче. Их названия звучали как считалочка, под которую прыгают со скакалкой. Паприка, пино, папайя! Пальма, пиния, перу! Перидот. Персиковый. Персидская зелень. Пламя. Пурпур. Первоцвет. Полярный лед. Последний вздох Жако. Пироп. Пшеничный. Пюсовый. Мое новое платье было «устричного» цвета, который, на мой взгляд, мало чем отличался от «инжирно-серого». Я звала это платье «палочным», потому что оно было как раз такого цвета, какого бывают палочки. Я росла вдали от моря и ничего не знала об устрицах. Платье было того же оттенка, что грязная картофелина сорта «рассет», пока ее не окатили водой из шланга. Вроде бы оно мне шло: глаза казались темнее, а волосы шелковистее. Но, может быть, этот цвет мне нравился только потому, что отличался от всей остальной моей одежды: у меня в гардеробе преобладали желтовато-зеленые вещи, гармонирующие с цветом зубов. Вскоре, после неудачной, но не совсем катастрофической, стирки, я переименовала платье в «свалочное». Неужели он не знает, что это у меня не настоящая грудь? Во всяком случае, не совсем настоящая? Или парни даже не хотят знать таких вещей? Девушки ходят, нацепив эти мягкие выросты, а парни при виде их только восторженно ухают, как Гомер Симпсон. Может быть, когда Бог сказал: «Да будет свет», согласно подлинной, правильной Библии, которую человечество еще не нашло, Он также сказал: «Да будет восторженное уханье». Спасибо Тебе, Господи.
Когда лекция кончалась, мы с бразильцем выходили из аудитории вместе. Он шел рядом со мной, высокий, длинноногий, длиннорукий, а я шла рядом с ним, подлаживаясь под его шаг и чувствуя, что мне вручили ценнейший подарок. Как-то раз мы дошли до самой кофейни, и я спросила, не хочет ли он выпить со мной кофе, и он сказал: «Нет».
— Ну да, возить уголь в Ньюкасл и все такое, — я засмущалась и засуетилась. — С чего бы бразильцу пить кофе в Штатах. Сама не знаю, как я могла сморозить такое.
Я повернулась, чтобы уйти.
— Я бы выпил кока-колы, — сказал он.
— Окей, — ответила я. — У них там только пепси. Сойдет?
— Окей, — ответил он. Когда он улыбался, становилось ясно, что у некоторых людей в черепе целая электростанция: она подает наружу тепло и электричество через зубы и глаза.
— Научи меня говорить что-нибудь по-португальски, — сказала я. Мы сидели с напитками за столиком в глубине кофейни, рядом со столом, на котором разложены журналы и рекламные листовки.