— Расслабиться? Всего лишь расслабиться — и только?
— О нет, — он поворачивался и смотрел на меня. — Еще я видел фейерверки, и мимо пролетел Иисус в развевающемся плаще, и все такое.
— Замечательно, — я мирилась с его шутками. Я пользовалась любым свободным временем, любым удобным моментом, любым предлогом, чтобы вскочить на «Су-дзуки» и прилететь к Рейнальдо. Я больше не ездила в шлеме, из-за всего, хотя иногда заматывалась муслиновым шарфом, чтобы волосы не забивались в рот, и прямо так входила к нему в квартиру. Он решил, что материя называется «муслим», а не «муслин». Он возлагал руки мне на голову, будто благословляя. «У тебя мог бы быть от меня ребенок», — шептал он, и я кивала, согласно хмыкала и говорила «Окей». Но на месте ребенка я представляла себе Мэри-Эмму. Это она была бы у меня от него, и мы оба любили бы ее — ее смех, ее улыбку, ее кожу цвета вареной сгущенки. Иногда это сбывалось — мы все втроем куда-нибудь ходили и были как настоящая семья. Если бы он любил меня или хотя бы сказал, что любит, я бы умерла от счастья. Но этого так и не случилось. Поэтому я не умерла от счастья. Такое можно написать на могильном камне: она не от СЧАСТЬЯ УМЕРЛА.
Сарина группа все так же собиралась в среду вечером, и реплики все так же долетали на чердак, в детскую. В шахте для сброса белья звук распространялся даже лучше, чем в лестничном пролете. А может, слова сами карабкались по лестнице, даже не останавливаясь на площадках. Голоса были то оперными, то водевильными, то шипящими, то нудными. Порой то, что казалось пением, оказывалось издевкой. Порой то, что звучало как издевка, было просьбой положить добавки. Иногда реплики, казалось, страдали морской болезнью, или были затерты до дыр, или забиты глушилкой, как радиостанция.
— Системе здравоохранения, школам, социальному обеспечению нужны деньги, чтобы проводить тестирование. Ситуацию нужно развернуть на 180 градусов: брать у богатых и давать бедным.
— Вся эта так называемая слепота к цвету кожи. Все эти люди, которые утверждают, что не замечают, кто какого цвета. Эти родители, которые приходят за детьми в садик и изо всех сил притворяются, что не видят кожу Джареда. Мне так и хочется сказать: «Дорогуша, если вы страдаете слепотой, это серьезное неудобство. Вам нужна тросточка. Кстати, вы, наверно, заметили, что она белая. А может, раз уж вы страдаете слепотой, не заметили».
— Выражение «расовый козырь», «пойти с расового козыря», откуда оно взялось?
— Дело О. Дж. Симпсона.
— Нет, кажется, оно было до этого.
— «Расовый козырь» — что это вообще значит? Еще одна белая идея.
— Эй, я же сказал, у нас, белых, постоянно бывают удачные идеи.
— А чернокожие не могут обвинять белых в том, что они пользуются расовым козырем, потому что у белых вечно все козыри на руках.
— В сущности, у них вся колода состоит из козырей.
— И с раздачи им приходят одни лишь козыри.
— Ты знаешь Альту?
— Она страшно фальшивый поэт. О, какой ужас, я кощунствую!
— Мне кажется, почитав ее стихи, я уже слишком много знаю о ее теле.
— Она так фальшива, что это даже не ее тело.
— Поэт, у которого есть двойник.
— Я бы не отказалась от двойника — он мог бы вместо меня ходить за продуктами.
— А на тебя тоже так смотрят в магазине, когда ты приходишь с ребенком? Взглядами, в которых читается: «Вижу, ты путалась с цветными. Чек мы от тебя не примем, плати наличными».
— Кажется, я знаю, о чем ты.
— О подозрительности.
— И о подозрительности религии тоже. Я считаю, что это избирательный расизм, направленный против черных.
— А уж об исламе я вообще молчу! — все тот же человек, что и на прошлых встречах молчал об исламе.
— Какой смысл развозить детей автобусами в другие районы? Черных детей из бедных семей привозят в богатые белые школы, а там все равно сегрегируют, запихивают в подвал и обучают рабочим профессиям.
— Вы были тут на прошлой неделе? Или еще раньше, когда мы там это обсуждали.
— Когда я впервые привела Каза на тестирование, чтобы понять, куда ему поступать — в приготовительный класс или сразу в первый. Я сидела за дверью и слушала, как эта фифа дает ему какие-то безумные задачи. «Нога относится к ботинку, как пробел к муфте». Ему было пять лет! Откуда пятилетнему ребенку знать, что такое муфта?
— Когда-нибудь он это узнает!
— Хватит! Я что хочу сказать, это совершенно нелепая, замшелая задача! Он, кажется, ответил что-то первое попавшееся, типа «кролик». А она потом подошла ко мне с этаким встревоженным видом и сказала, что он отстает в развитии и его придется поместить в программу для детей с особыми нуждами. Ему было пять лет!