— Напрасно вы идете на поводу у информационных киллеров царского режима, дорогой камрад! — шепнул он прямо в невозмутимое лицо Грушевского. — This is the police state! Если бы мне дали всего 20 минут на продажном телевидении, монархия уже на следующий день развалилась бы к свиньям!
— И толку? Вам каждую неделю дают по два часа на радио, а она, проклятая, как стояла, так и стоит, — снова поправил пенсне Цитрусофф. — Может, не в телевидении вовсе дело: а в том, что мы восемь лет в темной комнате при свечах пасемся, шепотом царизм проклинаем, а больше ни хрена не делаем?
Он замер, потрясенный внезапно открывшейся ему истиной. В первом ряду на лицах зрителей с флажками отразилось некоторое смятение.
— Это уже потрясающей силы храбрость, — дернул подбородком Гасанов. — Пастись и тем самым противостоять кровавым псам монархии. Мы отражаем чаяния народа, стонущего от страданий под стальной пятой царизма. Он задыхается от отсутствия свободы. Кто даст ему ее, если не мы?
Грушевский театрально закатил глаза к потолку.
— А нужна ль она ему вообще, эта ваша свобода? — шепнул он свистяще, чуть наклонившись. — У многих трудящихся в Москве и Петрограде основная проблема — как в пятницу после работы найти место в престижном суши-баре. Ваши ярмарочные мастеровые с крестьянами сидят там, хавают палочками лосося с васаби, обсуждают, как половчее взять кредит на плазменный ти-ви, и в гробу видали все наши свечные тусовки.
Если Гасанов и огорчился сказанному, то не подал виду.
— Неважно, — трагически снизил он шепот. — Главное — осознавать: в данный момент мы раскрыли план заговора, устроенного жандармским корпусом по хитроумному замыслу царя. Будет совершено с десяток зверских убийств, а потом жандармы поймают маньяка — это поднимет рейтинг императора и даст ему возможность формально объяснить нежелание отрекаться. Такое событие могло бы окончательно законсервировать пролетариат в суши-барах и заключить его в крепостях IKEA, служащих, по сути, пыточными камерами для современных декабристов. Однако завтра я дам откровенное интервью CNN. Правда — это то, чего больше всего боятся трусливые лакеи царизма.
По взмаху его руки зал встал. Свечи уже почти догорели. Стены вновь сотрясло грозное хоровое пение, исполняемое с глубоким чувством:
«Если уж так подумать, в чем-то Генри прав, — философски рассуждал Грушевский, подтягивая куплет: — Мы жизни своей для народа не жалеем, свечей уже тонн под двадцать сожгли. А он только мычит да за партию „Царь-батюшка“ голосует. Ноги в кровь стерли золотыми цепочками. И хоть бы оценил кто. Говно у нас, а не народ. Счастья своего не понимают».
(с) "Печать Луны"
И еще, чтоб два раза не вставать. Меня заколебала несменяемость власти — правящая партия уже полностью превратилась в КПСС. Однако, главная проблема в том, что наша оппозиция действует абсолютно в том же стиле: каждый политик держится за свое кресло мертвой хваткой. Одряхлевший Зюганов уже 19 лет сидит в председателях КПРФ, и попробуй его выгони, дедушку только ногами вперед вынесут. Кто знает, будь на его месте Удальцов, или другой молодой политик с реальными действиями и программой, партия стала бы настоящей оппозицией, а не "достали эти единороссы, назло им вот пойду за коммунистов проголосую". Явлинский тоже 20 лет рулит своей партией без всякой альтернативы, а Митрохин при нем, все равно, что Медведев при Путине. Тех, у кого была своя точка зрения, у Яшина и Навального, просто-напросто выжили из "Яблока", чтобы отцу-основателю не мешали. А уж что бы началось, попытайся "Объединенный гражданский фронт" сменить Каспарова…хай бы до небес поднялся, какие тут все засланные кремляди. В этом и проблема современной России — и власть, и оппозиция говорят разными лозунгами. Но мыслят они совершенно одинаково.