Выбрать главу

8

Зачем нужно было покинуть Нерукавина, за этим Твардовский и сидел в казарме, у него была назначена встреча с командиром роты, где и служил Милон. Но из-за опоздания Твардовскому пришлось ждать, он смотрел на проходящих мимо солдат и вдруг, рядом на свободное место подсел солдат, лет двадцати пяти, чуть курносый, с усами, хорошего телосложения. Это и оказался Милон, он узнал Твардовского.

– Рад вас приветствовать, Андрей Семёнович.

Тот сразу ничего не ответил, но почтив это за неуважение, все-таки сказал:

– Да, рад вас приветствовать! – и отвел глаза.

Далее после такой холодной встречи, Милон не стал продолжать разговор и закончив минутное молчание, он резко ответил:

– Ну, извините меня, мне пора идти.

Милон мигом покинул Твардовского, тот в свою очередь пронизывал взглядом его спину. На встречу попался Любов, который в свою очередь заскочил взять бумаги и отправиться за город. Таковы были его близ лежащие планы.

– Здравствуйте, Андрей Семенович! Здравствуйте! – а сам уловил пронизывающий взгляд Твардовского на Милона, но сделал вид, что ничего не заметил.

– Здравствуйте! – и подумал: «Что вы сегодня, как снег на голову свалились». Не вставая протянул ему руку, Любов присел рядом.

– Как там Петр Афанасьевич? А то не успею его напоследок проведать, – с вежливым тоном.

– Но все же, не сложно представить, если ему жена изменила. Как он должен себя чувствовать?!

– Да-да, а то кучер мой сообщил, что утром госпожа Нерукавина отправилась с багажом. Мало ли чего там стряслось. Извините конечно, за нескромность, не бросила ли она его? – Любов будто специально его провоцировал и прекрасно понимал, что задает эти вопросы не зря.

– Как? – Твардовский внезапно побледнел. – Куда?

Любов решил пойти тем же способом.

– Милый Андрей Семенович! – с подхалимством, – Не Вам об этом думать, а Петру Афанасьевичу, а Вам то от этого какая выгода?

«Жестко, но верно!» – подумал на секунду Твардовский.

– Да, Вы правы, от Вас такой правды не ожидал. – улыбнулся нелепо Твардовкий. Любов прямо замер на месте от изумления, да до такой степени что даже представить себе не мог, что было тогда у Твардовского на уме в тот момент. У Любова будто стало что-то проясняться. «Хорошо»– подумал в тот миг, и вдруг Твардовский встал и начал злостно говорить без интонации:

– Все мое время вышло, я покидаю Вас. Мне пора до новых встреч! Досвидания!

Любов пока находился в казарме, уверял себя, что Твардовский просто пошутил над ним. Но как правдоподобно, такого актерского мастерства он никогда не видел. А сам находясь в мозговом штурме, уезжая за город:

– Слышь, Петрович! – так называл он кучера на время заменяющего заболевшего слугу, а сам он служил у Нерукавиных, – не подумай за допрос, но знаешь ли ты или нет, что из себя представляет сам Твардовский?

– Твардовский то?! – начал кучер, – Знаю, скрытый тип, знать то о нем мало знаю, знаю, что злой человек, знаете его сестру? Вот ее кучер, много что сказать может, если конечно хотите, я у него спрошу о господине.

– Да нет не надо. – хотел было продолжить.

– А вот служивый его, – вздохнув не добро, – Макрат, вот это простите гад. За него могу сказать, лет десять назад в Молотове я проживал, вот этот тип мне и попался тогда. Ох, глаза б мои не видели его тогда. Обдурил меня на суммы и смылся. Он тогда у господина прислуживал. Не видал его, но слыхал два сапога пара. Что тот, что этот, господина из города выгнали за делишки не честные и тогда они оба и смылись. А ныне увидел Макрата. Бог ты мой… – закончив с другой интонацией.

– Сколько лет назад говоришь-то?

– Да лет десять, как прошло.

«Вот оно что»– подумал Любов.

– А ведь Макрат у Твардовского все двадцать служит.

До конца пути ехали молча.

9

Выпал первый снег. Что ж в ноябре это вполне позволительно. Небо затянуло так, что складывалось такое впечатление, что солнце и не существует. Первый снег был виден только тогда, когда он падал на землю, на земле же он таял. Небольшой ветер дул Макрату в лицо, он вез Твардовского прямо домой к деду Нерукавиной. После казармы он даже не зашел к «лучшему другу», а сразу отправился в путь. Оба ехали молча. Твардовский всю дорогу обдумывал дальнейший ход событий:

– Долго еще? – проворчал наконец он.