Из болтовни «артиста» многое, оберегаемое от большевистского уха, стало ясным как день. После ужина Марухин предложил нам поехать в ресторан «Берс» потанцевать.
Поехали…
В роскошных, залитых светом залах танцевали под великолепный румынский оркестр Рафаэля.
И правду сказать, «артист» был там свой человек. Редкой дамы он не знал и не раскланивался с ней. Невзирая на «сухой режим» — на столиках были стаканы с ликером и в чашках кофе… спирт. В одной из лож я увидел Бобрищева в компании каких-то дам и жгучих брюнетов.
Дамы были очень шикарно одеты, с крупными бриллиантами в ушах и со множеством колец на пальцах.
Я нарочно спросил «артиста»:
— Кто эти дамы там, в третьей ложе?
Марухин умело вооружился моноклем и протянул брезгливо:
— Большевички. Я их знаю. А этот маленький лягушонок в смокинге — их секретарь Коренец. Пьянчуга. Недавно в «будку» угодил. На улице спать вздумал, каналья. Дипломатический паспорт от штрафа спас.
Осведомительность была изумительна! Я уже заподозрил своего нового приятеля в причастности к полиции. Напрасно.
— Вот видите, почти около выхода сидит лысый господин в визитке. Это гроза Гельсингфорса. Начальник политической полиции Хольмстрем, — продолжал Марухин, мигнув невооруженным глазом в сторону двери.
— А что, господа большевики часто бывают тут, пьянствуют? — спросил я, не интересуясь начальником полиции.
— Эта сволота-то? Почти каждый день. Только вот этот пижон, сидящий возле «ювелирного магазина» в белом платье, редко заглядывает сюда. Он пьет по второразрядным кабакам. Это же бывший полковник, атташе бандитов. Говорят, что он валютой торгует. Долларами, — ответил «артист» компетентно и перевел взгляд на молоденькую даму в соседней ложе.
— Разрешите пригласить вашу супругу на вальс, — обратился он ко мне, учтиво поклонившись, и встал.
— Пожалуйста.
Моя «супруга» и «артист» влились в танцующую массу.
Я рассматривал веселые, радостные лица гостей и мысленно позавидовал им.
«Вот бы послать снимок в московскую «Правду» и показать одураченному пролетариату, как «живет и работает» Ардальон Александрович Бобрищев — военный агент рабочекрестьянской армии, — подумал я, задержав взгляд на компании советчиков в ложе. — В высокой хрустальной вазе — фрукты, дамы в шелку и бриллиантах, и, наверно, там, на улице, их ждет какой-нибудь «фиат» с товарищем шофером».
Марухин подвел к столу «жену», поблагодарил и рассмеялся:
— Ха-ха-ха. Ваша супруга премилая дама. Она пригласила меня на второй вальс. Говорить, что десять лет не танцевала.
— Что же делать, мы жили в таких условиях. Турция… Болгария, Сербия и, наконец, Париж — это наши этапы скитаний, — произнес я из осторожности.
— Париж — моя мечта, — вскинув голову, патетически вздохнул Марухин и истомно призакрыл глаза.
Около полуночи мы покинули ресторан. Расстались с Марухиным и поехали на такси в Мункснес.
Сайма, открыв нам дверь, сообщила, что в наше отсутствие был Фишман и оставил для меня письмо.
Когда я прошел в кабинет, Сайма принесла письмо с явными следами сажи на конверте.
— Я спрятала на всякий случай, — сказала она с какой-то горделивой улыбочкой.
Разорвав конверт, я извлек из него зашифрованную записку и длинную полосу цифр на тонкой шелковой бумаге.
Работа началась.
Дешифровка дала мне содержание записки:
«Немедленная ваша необходимость посетить Арвола и получить прибывшие вещи. Инструкция подлежит исполнению до 15 января.
Фишман-Орген».
Еще раз прочел содержание нелепо составленной Фишманом записки и подумал:
«Кто же на самом деле мой «хозяин»? Фишман, Розенталь или Бобрищев?»
Предписание, по расшифровке, гласило:
«Весьма срочное: Москва запрашивает точный адрес, деятельность прибывшего из Польши Колонеля Мицкевича. Близок кругам генерала Миллера. Приобретите фотографию. Расходы четыреста долларов получите у резидента по счетам особо. Второе: установите связь англичанина Бойса с эмигрантским разведотделом Выборга. Знаем, офицера кличка «Перман» — кто он. Уничтожьте и сведения шифром ЦИ-КАР, имя автора безошибочно. Начоперотдела».
Уничтожил, как и предписывалось. Имена запомнил и с нелегкой душой отправился спать.
— Что вы получили? — спросила по злой воле Лифшица ставшая моей супругой.
— Поручение и сообщение, что наши вещи прибыли, — ответил я.
— Какое поручение? — спросила Залькевич с нескрываемой тревогой.
— Не сложное. Установить кое-что, и только.