— Знаю я эти поручения. Они не сложны, но за ними постоянно дежурит смерть, — произнесла Залькевич.
— Вы, мадам, очень пессимистично настроены, — тоном полного безразличия к данным заданиям сказал я, — эти поручения действительно не рискантны.
— Хорошо, но надолго ли? Скоро на вас возложат исполнения, инструкции оперативного отдела. Эти «задачи» уже решаются за счет чьей-то жизни. Нет, мы начали опасную игру. У вас не было лучшего выбора. Получить в затылок пулю или стать шпионом. Но я могла остаться там… Мне не грозил еще… подвал… Андрей Павлович, не кажется ли вам, что этот пшютоватый Марухин шпик? — произнесла Залькевич глухо.
— О нет! Слишком болтлив и без всякой претензии на глубокий ум. Его можно использовать скорее как осведомителя, и притом самого дешевого. Такие господа — обычно ценные работники шпионажа, подсобники, вернее. Они искренне и бескорыстно болтают то, за что другие берут гонорары. Но они и опасны тем, кто их эксплуатирует. Им ведь все равно — кому болтать и о ком, — сказал я, вспоминая наши беседы с Марухиным.
— Это верно. С такими надо держать язык за зубами, — согласилась Залькевич и, пожелав покойной ночи, задернула драпри ниши, где стояла ее кровать.
Погасив свет, я долго всматривался в обрамленный окном голубовато-серебристый клочок неба.
«Знаем офицера Пермана, кто он? — вспомнил я строку из предписания «начоперотдела». — Что означает их «знаем»? — подумал я. — Арестован ли он уже и сидит в погребах на Лубянке и теперь надо лишь установить право на бессудную казнь? Или шпион ССФСР, шпион, в деятельности которого что-то неладно? Кличка, имя или фамилия — «Перман»?»
И тут же предстала перед взором наглая физиономия Розенталя:
«А чего вы его учите… Не маленький!»
VI
У Арцола меня ожидали сундуки и чемоданы с вещами «жены» и моими.
Они были ночью доставлены из торгпредства.
Портной помог мне уложить их в такси, и «московские» подарки покатили в Мункснес. Дома, раскрывая чемоданы, я заметил над крышками обломки сургучных печатей.
На одном месте сохранилось:
«…ностранных дел».
Все вещи были в полной сохранности. К каждому дорожному сундуку была приложена опись, подписанная, понятно, неразборчиво.
Описи я сжег и уничтожил с чемоданов остатки печатей Народного комиссариата иностранных дел.
Какая предупредительность — на моей шубе был новый бобровый воротник. Но надеть ее в эту зиму я не рискнул: кто знает — найдется ее владелец и задержит еще на улице с краденой вещью.
«Жена» предложила продать свое манто. Она категорически отказалась носить платья какой-нибудь расстрелянной дамы.
В одно утро подарки ВЧК были нами проданы скупщику-татарину за шесть тысяч марок и осчастливленной Сайме достался воротник серебристого песца.
Тринадцатого января я сдал Фишману для отсылки по назначению сводку добытых сведений, первый доклад информатора, составленный по «данным» легкомысленного Марухина.
Оставалось еще собрать сведения по заданию.
Марухин и тут оказал мне услугу.
Вечером, при помощи лупы, я зашифровал химическими чернилами лист шелковой бумаги:
«Перман морской офицер, спиртовой спекулянт, собранным сведениям выбыл Ревель. Собираю данные. Бойс начразведки отставке англичане работают генштабом. Белые Выборге благотворительные организации во главе профессор Цейдлер. Имя сообщу. Колонеля нет район. Генерал запрашиваемой группы Париж временно. Осложнение работе подробно шифром. Марат. Павлоновскому Ягода копия Лифшиц. 498981989».
Сложил аккуратно донесение в пустую облатку, откуда высыпал аспирин, и спрятал в жилетный карман.
Вечером вызвал «фрекен» и назначил свидание Розенталю в кабинете ресторана «Альпы» — за городом.
Розенталь прибыл какой-то расстроенный и недовольный.
Рассеянно выслушал мой доклад и, получив облатку, небрежно положил в бумажник.
— Составляйте для меня подробный список эмигрантов военных и общественных деятелей — адреса очень важны.
Можете подыскивать агентов, ну пять или шесть предателей необходимо для вашей работы. От трех до пяти тысяч марок, в зависимости от сведений, можете платить. Меня вызывайте только по пятницам от 7 до 9 вечера. Кто этот тип, с кем вас видели наши в ресторане? — торжественно произнес Розенталь и взглянул на нас.
— Это пресимпатичный парень, — ответил я.
— Русский? Знает что-нибудь или только пьет за наш счет? — бросил подозрительно резидент.
— Пригодится. Он свой человек в русском комитете, — заступился я за «приятеля».