Воротник был прикреплен к манишке.
— Сколько вам надо, чтобы купить платье и обувь? — спросил я, взглянув на стоптанный ботинок Гейманса.
— У меня есть чудный костюм, но он заложен у ростовщика Саарела. Триста марок должен ему. Ботинки — сто. Пальто, если разрешите, шестьсот марок. Пара белья. Шляпу. В общем надо бы тысячи две, — ответил он, пряча свой бумажник.
— Хорошо, получайте три тысячи и приходите завтра ко мне на Антинкату к десяти. Вот мой адрес и имя, — сказал я, передав Геймансу три тысячи марок и визитную карточку.
— Ей-богу я не пропью, — неожиданно произнес он и, взяв кредитки, встал.
Протянул мне руку и крепко пожал мою кисть.
— Благодарю вас, — произнес он глубоко взволнованным голосом, — вы спасли меня. Я пойду устраивать свои дела. Завтра явлюсь к вашим услугам. Смею заверить вас, что во мне вы найдете оправдание вашему благородному доверию.
Он пошел в сторону Брунстеатра энергичными шагами человека, почувствовавшего почву под ногами.
На другой день утром он явился. Теперь это был типичнейший финн-интеллигент, изящно одетый в синюю пару, выбритый и помолодевший.
— Я к вашим услугам. Вы, вероятно, подумали, что я пропью деньги и не явлюсь, не так ли? — сказал он, снимая серое пальто и шляпу.
— Нет, я был уверен, что вы придете, — произнес я, предлагая стул своему сотруднику.
— После пяти месяцев выспался на постели. Это такое было блаженство, — сказал он, усаживаясь к письменному столу, где была приготовлена бумага и пачка газет.
— Вы сняли комнату? — спросил я.
— Да, в отеле «Сайма». Если моя работа удовлетворит вас и вы меня не уволите, я подыщу комнату в частной квартире, — ответил он учтиво.
Я указал ему статьи экономического характера и предложил перевести их с финского и шведского языков на русский.
Он приступил к работе.
Переводил он прямо с листа, и первые страницы работы могли удовлетворить самого строгого шефа. Чисто и точно, отличным литературным языком.
Я оставил переводчика в своей квартире и, сославшись на дела, пошел в город.
Вернувшись через три часа, я застал его за работой, но во второй комнате, где было мое бюро, мне бросилось в глаза чье-то «любопытство».
Утром до прихода Гейманса я принял меры к выяснению заинтересованности нового сотрудника моей личной жизнью и деятельностью.
Не выдавая себя, я закрыл за собой дверь и принялся «ловить».
В письменном столе, на обсыпанных пудрой листах бумаги виднелись следы пальцев, кто-то развязывал перевязанные шелковой ниткой письма и забыл количество перевязей.
В шифоньерке — массивный блокнот сдвинул воткнутую в дно ящика булавку, сигарный ящик вышел из границ нарисованного мной прямоугольника и коллекция открытых писем Китая не была на отмеченном месте.
Факты были налицо — мой переводчик был шпион или же просто искал, что бы стащить.
Надо было разоблачить его и выяснить, кто скрывается под личиной безработного журналиста.
Если он был шпион, то опытный, хладнокровный и давно готовившийся к операции надо мной.
Чувство жалости и желание действительно помочь Геймансу сменились теперь открытой неприязнью. Я решился возможно скорей установить его профессию и под каким-либо удобным предлогом избавиться от него.
Ничто не выдавало его, когда я вернулся к нему.
— Можете идти обедать, а часов в пять придете продолжать работу, — сказал я, стараясь быть любезным.
Он передал мне исписанные листы бумаги.
— Я не знаю, как перевод вышел. Давно не работал, — произнес он, надевая пальто, — исправления необходимы.
— Отлично. Я просмотрю все. Если вас не затруднит, то купите мне у Даниеля бумаги для пишущей машины, — сказал я Геймансу и дал ему денег для покупки.
Как только он вышел, я переоделся и, заперев квартиру, поехал к «Спортсмену».
К пяти часам вечера на угол Генриховской и Антин улиц был поставлен агент для наблюдения за Геймансом… Газетчик.
Девять дней менялись агенты, дни и ночи велось наблюдение, и скромный переводчик приобрел подлинный лик.
Мне было все ясно — шпион. Один из его рапортов был выкраден из номера гостиницы и в заказном письме послан на имя Альбина Герна в Ригу, куда он поехал после депеши от начальника рижского отдела Разведупра.
Бобрищев потешался над влопавшимся «рижанином» и на моем рапорте, препровожденном в Ригу, поставил резолюцию:
«Герн отличный агент, но прошу в наш район не посылать. Сумму, выданную ему номер 5 рез., уплатить счет финотдела. Бобрищев».