"На рассвете я проснулся от зажженных факелов. Двое стражей принесли мне завтрак, вполне сносный, здесь кормят хорошо. Сделал шестьдесят кругов по камере, потом лег в кровать, до обеда. Пообедал, потом прыгал, отжимался, упражнялся, в общем. Снова лежал, до ужина. Поужинал, ложусь уже спать"
Далее было множество таких же записей, написанных медленной рукой. Но затем шла надпись, которая писалась, будто стену били рубящими ударами и в большой спешке:
"КОГДА МЕНЯ УЖЕ ВЫПУСТЯТ?! МОЕ ВРЕМЯ ПРИШЛО, МНЕ ПОРА НА СВОБОДУ! СПАСИТЕ!"
Дальше записей не было. Следователь вновь позвал стража, который явился так скоро, словно сидел в одной из соседних камер. Шлем вопросительно посмотрел на посетителя тюрьмы.
- Ты знаешь, что случилось с последним заключенным этой камеры?
- Его перевели в камеру Љ9.
- Она на каком этаже?
- Это в другой части Алибердиума.
- Веди.
Они пошли по коридорам в непонятном направлении. Смятение имперского служащего усилили скрипы и стоны, навеки осевшие в стенах. На выдохе он уже мог расслышать отдельные слова, в основном это были "свобода" и "боль". Но звуки прекратились с глухим ударом алебарды о пол, означавшим прибытие на место. Чиновник осмотрелся. Они стояли в просторном зале, имевшем форму многоугольника, с дверями на каждой его грани, и с ямой в середине, накрытой решеткой.
- Что это за комната?
- Пыточная.
- А где девятая камера?
- Вот.
Доспехи указали на одну из дверей, над которой действительно было написано "9". Чиновник отпустил стража и открыл комнату. В ней не было никакой мебели, и она была меньше предыдущей раза в три, между стенами было всего полтора шага. Здесь записи продолжились:
"Блеск. Вместо свободы меня за буйство перевели в камеру для усмирения. Ну покричал я, ну кинул камнем в стража, что за глупости. Проклятые законы".
"Это очень странно. Я даже не знаю, что именно странно, но это странно. Знаешь, стена, когда тебе ничего не отвечают, никогда и ни за что, это очень странно"
"Как я счастлив! Сегодня меня водили на пытки, и мне об этом ГОВОРИЛИ! Я слышал что-то кроме гула в голове, это такое счастье! Я уже завел привычку стучать зубами, лишь бы слышать что-нибудь".
"Немного о пытках. Тут особой популярностью пользуется та треклятая дыра в полу. Тебе завязывают глаза, и на плохой веревке за ноги опускают вниз головой. И ты так и висишь, пока она не порвется. Этот полет был самыми счастливыми секундами в моей жизни. Я верил, что разобьюсь, я уже ласкал эту мысль, но нет: меня поймала сетка. ЗА ЧТО?! Остаться здесь живым, вот настоящая пытка!!!"
"Сегодня меня резали. Так забавно спокойно об этом говорить. Мою руку медленно и настойчиво потрошили. Но, увы, драконы умели создавать магические штуки, этого у них не отнять. Местный лекарь так ее исцелил, что она стала лучше, чем была".
"Когда меня уже убьют?"
"Зачем я веду эти записи?"
И вновь записи обрывались. Следователь в порыве изучил все стены, но ничего не нашел. Ему очень хотелось узнать, чем же все закончилось, и он вышел из камеры. Он пошел к той яме, и возле нее в его голове зазвучал упорный крик: "СПАСИ! СПАСИ! УМОЛЯЮ, СПАСИ! БЕЗДУШНАЯ ЖЕЛЕЗКА, ОТПУСТИ МЕНЯ!"
Гость крепости только сел на пол, и ударил себя по щеке. Голоса стихли, и он позвал стража. Тот не замедлил явиться.
- А дальше куда он делся?!
- Кто?
- Последний заключенный девятой камеры.
- Его перевели в четвертую камеру.
- Веди.
Они пошли. Голоса все нарастали, и следователя стал бить озноб. Он остановился и оперся на стену.
- Страж, ты слышишь это?
- Я Вас слышу.
- Я про голоса и стоны.
- Только Ваш голос.
- Замечательно, - с мукой в голосе сказал следователь. - Веди дальше.
Идти было все труднее. Он чувствовал себя не на шутку прихворавшим, но все еще держался. В тенях ему мерещились цепи, волокущиеся по полу на трясущихся ногах. Они подошли к спиральной лестнице, на каждом из оборотов которой была дверь камеры. Они миновали пятую, и подошли к четвертой. В ней на полу были лужи запекшейся крови, но они не интересовали следователя. На стенах на больших расстояниях друг от друга были новые записи:
"Из одной пыточной меня перевели в другую. Здесь холодно. Меня морят голодом, здесь кормят только раз в несколько дней. Но местный лекарь упорно не дает моему здоровью упасть"