При помощи кувалды и матюков мы с Мишкой наконец справились с гусеницей. Закурили… Тоже уставились на парочку.
Влюбленный интеллигент готовил шашлык. Красавица тускло и безразлично смотрела то на него, то на кусок говядины.
Водитель Мишка глубокомысленно заметил, что у балбеса-интеллигента нет никаких шансов. Прапорщик Сенцов многозначительно промолчал.
Ухажер уронил на воздушное платье возлюбленной кусок мяса. Было смешно смотреть на разнос, который ему устроила красавица.
Прапорщик Сенцов плюнул и приказал заводить машину.
Тронулись… Дорога — одно название. Проехали метров триста, командир приказал глушить мотор. Зачем — непонятно. Короче, стали. Вышли, снова закурили… Глядь, сзади «Москвичонок» ползет. Дураку понятно, что красавица прервала пикник, потому что не простила очкарику покушения на свое шикарное платье.
Прапорщик Сенцов машет «Москвичу» руками — стой, мол, братан!
Дальнейший диалог прапорщика-танкиста и водителя «Москвича» — на уровне шизофренического бреда: мол, слушай, возьми наш танк на буксир. У очкарика-интеллигента очки сразу же вспорхнули на лоб. Прапорщик не сдается: понимаешь, движок у нас почти сдох, не тянет, а главное, не хватает ему всего-то пары-тройки лошадиных сил. У интеллигента очки уже не на лбу, а где-то на макушке. Прапорщик упрямо: да ты нам помоги только на горку забраться, а дальше мы уж сами.
И уговорил!.. Теперь попробуйте представить такую картину — «Москвич» буксирует танк. Это примерно то же самое, что картина «Турецкие янычары пишут письмо казацкому гетману».
Мишка — водитель не из последних. Тем более что он все сразу понял: основная его задача — не дать ослабнуть тросу и не оторвать задний фаркоп у «Москвича». Ювелирная работа!.. Кроме того, Мишка решил немного повыпендриваться и усложнил себе задачу — танк заносит то влево, то вправо.
Водитель-интеллигент выскакивает из машины и кричит, размахивая руками. Он просто-таки поражен тупостью военных. Неужели не понятно, что тут нужно взять правее?.. А вон там — левее!
Прапорщик Сенцов делает глупое лицо и смотрит на водителя. Мишка, как последний идиот, чешет в затылке. Я — тоже. Правда, нам едва удается сдерживать смех.
Очкарик прыгает в «Москвич» и рвет с места в карьер. Красавица с удивлением смотрит на своего ухажера, — черт возьми, но таким вдохновленным она видит его впервые!..
Минут через десять очкарик полностью осваивается с ролью командира. У него горят глаза, он решителен и беспощаден; он кричит, и «дураки-военные» с готовностью выполняют его идиотские приказы. Например, мы — я и прапорщик Сенцов — безропотно идем подталкивать танк сзади.
В глазах красавицы — немое восхищение. Возбужденный очкарик начинает покрикивать и на нее. Женское восхищение тут же превращается в обожание, потом в обожествление, а потом черт знает во что — в глазах красавицы столько любви, что ее «фарами» можно было бы смело освещать дорогу ночью.
Через полчаса «тупые» вояки под руководством очкарика, наконец, «втаскивают» танк на горку. Прапорщик Сенцов «смущенно» благодарит очкарика за помощь. Мы отпускаем «Москвич».
Мишка вываливается из танкового люка и уже стонет от смеха. Вскоре мы трогаемся следом и не далее чем через пятьсот метров снова замечаем «Москвич». Он стоит на обочине.
— Гадом буду, целуются! — кричит Мишка.
Поцелуй настолько страстный, что парочка в «Москвиче» не обращает на нас никакого внимания. Мы проскакиваем мимо.
— Ну, че там, командир?! — спрашиваю я.
— Это надолго, — спокойно говорит Сенцов, не отрываясь от видоискателя. — Не женщина, а пиявка, честное слово!
Смех в машине заглушает рев танкового двигателя.
…Вечером мы пьем за мужскую солидарность. Мы давимся водкой от смеха и вспоминаем старую сказку, как солдат варил суп из топора. А, в общем, любой солдат — штука проходящая. Сделал солдат доброе дело и иди себе дальше, брат!..
Ах, если бы женщины так одевались всегда!
Будильник — это убийца. Убийца сладкого, утреннего сна.
Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!!!..
Жена резко отрывает голову от подушки и смотрит на часы.
ОПОЗДАЛА!.. РАБОТА!.. УВОЛЯТ!..
Наташка вскакивает с постели и, ничего не соображая, начинает метаться по комнате.
ЧТО?!.. ГДЕ?!.. Ах, да вот юбка, а вот колготки. Через десять секунд при помощи довольно сложных манипуляций жена окончательно запутывается в своих вещах. Ураганные сборы!..
Я лежу, уткнувшись носом в подушку, и блаженно улыбаюсь. Мне хорошо. Мне даже лень открывать второй глаз… И вообще я балдею.
Нет, все-таки из жены получился бы плохой солдат. Ну, что это такое, а?!.. Юбка — задом наперед, кофточка — на одну пуговицу и лифчик на одну грудь. Я боюсь, что на улице на Наташку будут оглядываться все мужчины моложе ста лет. А, впрочем, как бы это было здорово, если бы моя жена одевалась так же быстро вчера, когда мы опаздывали в театр!..
Я говорю об этом вслух, но Наташка даже не смотрит в мою сторону.
Не оглядываясь, она рычит:
— Отстань, идиот!
Даже так, да?.. Ну, хорошо же, тогда я не скажу, что сегодня воскресенье, что будильник сработал совершенно случайно, и что Наташке не надо никуда спешить. По-моему, это будет справедливо.
Наташка хлопает дверью, и ураган перемещается в прихожую.
Меня начинает мучить совесть. Может быть, все-таки сказать ей?.. Жена все-таки…
В прихожей что-то падает. Кажется, это вешалка.
Я медленно встаю и выхожу в прихожую. Но Наташки уже нет. Она там, на улице: в юбке — задом наперед, в кофточке — на одну пуговицу и в лифчике — на одну грудь.
Примерно через пять минут в прихожей раздается длинный звонок. Я подхожу к двери и на всякий случай спрашиваю:
— Кто там?
Наташка говорит вкрадчивым голосом профессионального налетчика:
— Открой, пожалуйста!.. Я ключи забыла.
Разумеется, я не спешу. Потому что отлично знаю, что если я открою дверь сейчас, то жена наверняка бросится в драку.
— Тебе нужно успокоиться — говорю я.
— Успокоиться? — деланно удивляется Наташка.
— Конечно.
— Я стою на лестничной площадке в юбке задом наперед и полуголой грудью, и я же еще должна успокаиваться?! — взрывается Наташка. — Почему ты мне не сказал, что сегодня воскресенье?!
— Я просто не успел, — вру я.
— Убью!!..
Наташка с рычанием начинает пинать дверь ногами.
Потом долгая, нехорошая пауза. Мы оба напряженно прислушиваемся к шорохам за дверью.
— Открой дверь! — снова требует жена.
— Сначала приведи свои нервы в порядок, — требую я.
— Не могу! Тут люди ходят и на меня смотрят.
— А ты драться будешь?
— Еще как!..
Я молчу. Проходит еще минута.
— Все!.. — Наташка говорит обычным, спокойным голосом. — Я в полном порядке. Открывай дверь.
— Дай честное слово, что не будешь драться.
Это требование, конечно, пустая формальность, но, по крайней мере, позже я смогу обвинить жену в срыве мирных переговоров.
— Даю самое честное слово, — твердо говорит Наташка. — Самое-самое!..
Я тихо, чтобы не слышала жена, открываю замок. Отойдя на безопасное расстояние, я кричу:
— Входи!
Наташка врывается в прихожую как ураган, но поздно!.. Я уже на кухне и держу дверь обеими руками. Наташка несколько раз дергает дверную ручку.
— Открой, негодяй! — требует она.
— Ага, сейчас, — отзываюсь я. — Между прочим, в твоем распоряжении вся квартира.