Я вместе с Террачини спокойно работал, когда в помещение ворвался отряд полицейских.
— Руки вверх!
Начался обыск, сначала личный, затем помещения. Как всегда, перевернули все вверх дном, и вдруг — о восторг! — в одном из стенных шкафов нашли два чемодана. Торжествующие полицейские потребовали, чтобы мы их открыли. Ни у кого из нас не было ключей от этих чемоданов, мы даже не знали, чьи они, и поэтому отказались их открыть.
— Идите с нами! — приказал нам комиссар. И нас увели сияющие полицейские, унесли и чемоданы.
По дороге комиссар, обращаясь к Террачини, сказал:
— На этот раз, синьор адвокат, вы проиграли: мы их нашли наконец!
— Что вы нашли? — спросил его Террачини, снимая и протирая очки.
Комиссар вместо ответа указал на чемоданы. Террачини пожал плечами.
— Знаю, знаю, — сказал комиссар, самодовольно разглаживая усы, — вы притворяетесь, что ничего не понимаете, но в Сан-Феделе мы увидим!
— Мне самому интересно узнать, что в этих чемоданах, — сказал мне Террачини.
— Я скажу вам, синьор адвокат, — не выдержал комиссар, — в этих чемоданах находятся ячейки!..
И после такого великого открытия он замкнулся в торжественном молчании.
До сих пор помню взгляд Террачини, а также и свирепое лицо начальника полиции, когда чемоданы вскрыли…
Через несколько часов мы вернулись в редакцию и застали двух наших товарищей, явившихся за чемоданами, в которых они хранили белье на случай внезапной партийной командировки в провинцию с пропагандистскими целями.
Непрерывный надзор и свирепая цензура чрезвычайно затрудняли нашу работу. Полиция постоянно заглядывала в наши «легальные» учреждения, посещение которых для товарищей всегда было сопряжено с риском обыска, задержания или избиения. Поиски «ячеек», нелегальной литературы, тайных типографий и товарищей-подпольщиков не прекращались. Аресты делались наудачу — авось, поймаем кого надо. Однажды у одного из арестованных при обыске нашли записку следующего содержания:
«Будь завтра в десять утра на обычном месте. Как условный знак держи в руке сложенную «Спортивную газету»».
Так как «Спортивная газета» розового цвета, то все, кто держал на следующий день в руках газету, напечатанную на розовой бумаге, были арестованы. Занятая погоней за розовым цветом, полиция проворонила собрание красных.
Было решено отправить в СССР рабочую делегацию. Началась работа по организации этой поездки, в самый разгар которой меня «задержали» и отвели в полицию. В среднем меня «задерживали» (иногда на несколько дней) два раза в неделю.
— Вы едете в Россию? — спросил меня комиссар.
Я вопросительно взглянул на него.
— Ну да, вы будете сопровождать рабочую делегацию.
— Я ничего не знаю о делегации, — возразил я.
— Нечего рассказывать сказки… Впрочем, я убежден, что правительство разрешит эту поездку.
— Вы полагаете? — интересовался я.
— Еще бы! Тем более, что, если туда поедут и беспартийные рабочие или реформисты, они смогут по возвращении говорить плохо о России.
— Понимаю, — подтвердил я, — возможно.
— Так что вы можете сообщить вашему комитету, чтобы он лучше попросил паспорта, чем попасться при переходе границы, — посоветовал комиссар. На столе перед ним лежало несколько номеров «Унита» и наших подпольных органов.
— Я знаю об этом деле не больше вашего. Я прочел в газетах, знаю, что существует комитет по поездке…
Комиссар так и не добился от меня другого ответа.
Надзор за мною стал еще строже. Не помогали больше никакие средства: если я брал автомобиль, агент, приставленный ко мне, брал другой, а когда не было другого, усаживался рядом с шофером!
Сколько меблированных комнат переменил я за два года моей «легальной» работы, стараясь сбить с толку преследователей! В некоторых комнатах я прожил не больше месяца. Бывало и хуже. Как-то раз я нанял комнату; утром дал задаток, вечером приехал уже с чемоданом. Хозяйка встретила меня холодно, вид у нее был перепуганный.
— Послушайте, — заговорила она, — вы, конечно, порядочный человек, я не сомневаюсь, но сегодня утром, когда вы ушли, ко мне явился агент из полиции и потребовал, чтобы я показала ему вашу комнату. И он сказал мне, что вы коммунист! Я не совсем понимаю, что это значит, но я вовсе не желаю, чтобы полиция ходила ко мне на дом. Поэтому прошу вас подыскать себе другое помещение. Пятнадцать дней, конечно, вы можете остаться, как полагается, но потом не взыщите.
Из этих пятнадцати дней вряд ли я проспал в этой комнате пять ночей: остальные, по обыкновению, провел в тюрьме, что окончательно утвердило хозяйку в ее решении.