А когда приходил сам полковник, то это было словно второе пришествие! Хозяин собственноручно распахивал перед ним дверь, склоняясь с подобострастным «Мое почтение, синьор полковник», и затем вытягивался, как в строю. Парикмахеры кидались принять полковничью саблю, перчатки, фуражку, плащ…
А брошенные клиенты покорно ждали с намыленными щеками и подбородками.
В одно из воскресений, когда парикмахерская была битком набита военными и чиновниками — затесался даже и один епископ, — появился полковник. Он начальственно скомандовал:
— Поскорее, я тороплюсь!
И так как в этот момент я заканчивал бритье своего клиента, то высокая честь служить полковнику выпала на мою долю.
— Кто следующий?
Полковник приблизился к креслу, за которым я работал.
— Подстриги бороду, да поторапливайся!
— Садись! — ответил я.
Мгновенно в парикмахерской воцарилась мертвая тишина. Служащие оцепенели. В воздухе замерли руки с ножницами и бритвами, глаза хозяина выкатились из орбит, сам полковник посинел, но сдержался и сел в кресло.
Я, стараясь сохранить полное спокойствие, принялся за работу. Мои коллеги боялись глянуть в мою сторону, зато хозяин кидал на меня испепеляющие взгляды. У клиентов был растерянный вид, только несколько нижних чинов, брившихся в уголке, видимо, были довольны.
Полковник, пока я его брил, обращался ко мне на «вы». На чай он не посмел дать и удалился все еще посиневший. Хозяин долго расшаркивался перед ним и извинялся.
Как только он вышел, хозяин подошел ко мне:
— Вы сегодня же вечером получите расчет! Я заплачу вам за восемь дней вперед.
— Так рассчитываются с жуликами, — возразил я.
— От кого вы научились такому обращению?.. — зарычал вконец разгневанный хозяин.
— От полковника, — ответил я.
Вечером, забрав свои инструменты и причитавшиеся мне гроши, я ушел из парикмахерской. Начался тяжелый период поисков работы. Получить место было трудно: хозяева знали меня слишком хорошо. Переменить ремесло не позволяла больная нога. Потянулись черные дни нищеты. Заработок выпадал случайный, ничтожный. Сколько раз спасал меня от голодной смерти мой приятель, мывший посуду в одном из ресторанов, откуда он приносил мне остатки еды, собранные с блюд!
Но наш союз парикмахеров креп и разрастался. В один прекрасный день парикмахеры объявили забастовку. Кролики превратились в львов! Грозились избить хозяев, разнести в щепки парикмахерские… Забастовка тянулась недолго: хозяева пошли на уступки. Была увеличена заработная плата, дан отдых по понедельникам: но чаевые остались. Сами бастующие выдвигали отмену этого унизительного обычая скорее как агитационный прием.
В Турине я не мог больше найти себе работу, поэтому я перебрался в Савону, а оттуда — в Александрию. Я полюбил смену мест, но вскоре пришлось мне поехать в Мондови: захворал мой отец. Тяжелая и нездоровая работа, большей частью в подземных помещениях, длинный рабочий день, сверхурочные сломили его.
Я вновь вернулся домой. Никто уже не читал мне нравоучений, никто не старался переделать меня. Я зажил своей обычной жизнью: работал, учился, писал.
Отец умер. Я в двадцать лет стал главою семьи. Мать была хворая, трое ребят, еще маленьких, я — без работы, потому что был членом правления союза парикмахеров и потому еще, что «писал в газетах».
Одному из моих родичей удалось наконец найти мне место в Фоссано, где я засел надолго.
— Я навел о вас подробные справки. Знаю, что вы хороший работник и любите свою семью. Мне сказали, что вы образованны и умны, но… занимаетесь политикой. У меня политикой не занимаются. Запомните хорошенько: вне заведения вы можете делать, что вам угодно, но здесь — нет!
— А если какой-нибудь клиент сам заговорит о политике, что тогда я должен буду делать?
— Никто из моих клиентов не разговаривает о политике: у меня бывают только люди серьезные!
— Ладно!
И мы переехали в Фоссано.
Глава IV
Борьба в маленьких городках. Бартоломео Ванцетти
Вот я и в новой моей резиденции. Это был маленький старинный городок со слабо развитой промышленностью. Много церквей, казармы, крепость, две тюрьмы, много торговцев, родовитое дворянство, попы. Попов особенно много. Кроме них, пехотный полк, артиллерийская бригада и эскадрон кавалерии. Вокруг городка — мелкое крестьянство. Во всем городе — восемнадцать тысяч населения. Ни одного рабочего кружка, ни библиотеки, ни даже читальни. Было рабочее общество взаимопомощи. Социалистической организации не было.