С Совьей Сергеевной происходит то же самое – а чтобы напугать нашу тетю Софу, нужно показать ей нечто сверхъестественное…
Неужто ОН услышал меня и уже стоит за моей спиной?!
Я осторожно оглядываюсь.
Нет, это прибыл не хвост с рогами, а почетные наши гости: летчик-космонавт в новенькой генеральской форме и ведущий научно-популярной телепередачи.
Их имена всем известны.
В редакции начинается паника, все бросают свои дела и бегут выглядывать в коридор. Я тоже обо всем забываю, потому что космонавты всегда были и остаются для меня таинственными существами, тем более первый человек, ступивший на поверхность Марса. Хотя умом я, конечно, понимаю, что это обыкновенный хомо сапиенс сапиенс.
(Недавно я с удивлением узнал, что современный человек носит в палеонтологической номенклатуре сдвоенное видовое название «хомо сапиенс сапиенс», чтобы отличать его кости и черепа от неандертальца, который просто «хомо сапиенс». Век живи, век учись).
Татьяна ест глазами Космонавта и, как видно, собирается тут же в коридоре выйти за него замуж – во всяком случае пытается стянуть с него генеральскую шинель. Она давно хотела познакомиться с настоящим мужчиной, а тут целое внеземное существо. Марсианин!
Я уже опомнился и под шумок наливаю себе полную чашку кофе, но не успеваю глотнуть, как меня застают на месте преступления – все расступаются и укоризненно на меня смотрят.
Понятно. Я тут хозяин и должен лично встречать дорогих гостей, а я чем занимаюсь?
Иду встречать. Здравствуйте – здравствуйте.
– Как добрались?
– С приключениями, – отвечает Космонавт. Он уже снял генеральскую шинель, но не уверен, следует ли швырять ее в гражданскую кучу.
Веду гостей в кабинет, они раздеваются там, вешая дубленку и шинель на вешалку, и дышат на руки с мороза – значит, сейчас над проспектом побеждает зимний циклон. Кофе, чай? Чай. Вызываю Маринку и заказываю два чая и один кофе. Себе. Двойной. Когда Маринка приносит гостям крепкий чай, а мне подкрашенную «арабиком» теплую водичку, Космонавт и Ведущий-ТВ наперебой, как мальчишки, начинают рассказывать о каком-то странном атмосферном явлении, которое они наблюдали над трассой:
– Смерч не смерч, но что-то смерчеобразное…
– Вроде тучи с хоботом…
– Точно. Она шла над трассой сначала так… а потом так… – Космонавт, как все летчики, делает поясняющие жесты прямыми ладонями. – А внутри у нее что-то сверкало.
– Полная трасса свидетелей! – добавляет Ведущий-ТВ. – Моторы у всех заглушило, выскочили из машин, кто-то побежал звонить в Академию наук…
– А погода – полный штиль…
– А туча как будто самоуправляемая…
– Такое впечатление, будто она что-то выбирала, искала. Знаете, мне показалось, что она заглядывала в черные «Волги». Именно в черные.
– А одну даже ощупала!
– Наверно, за начальством гонялась, – смеюсь я, а сам всеми фибрами души чувствую опасность: одно к одному, это за мной. – Вашу «Волгу» она тоже обыскала?
– Нет, мы ехали в автобусе.
Странно, что марсианские генералы сейчас добираются к нам на автобусах. РАньше всегда приезжали кавалькадами в черных «ЗИСах», «Волгах», «Чайках» и «Фордах» – но, возможно, сейчас так модно, а я отстал от жизни.
– Вы случайно не наблюдали внутри этой штуковины такого себе гражданина с рожками и хвостом?
– А вот на телестудии разберемся, – отвечает Ведущий-ТВ. – Нам удалось заснять эту штуку.
– Вы захватили с собой фотоаппарат?
– Хуже. Вы о нас плохо думаете, Юрий Васильевич. Мы прихватили с
собой целый телевизионный автобус. Сейчас мои орлы ворвутся сюда и начнут
вас снимать.
– Это еще зачем? – пугаюсь я.
– Забыли? Мы же договорились, что очередную передачу решено посвятить «Науке и мысли». Будем снимать вас сначала здесь, а потом в Кузьминках.
Я ошарашен этим известием не меньше, чем утренней запиской о звездных войнах, а банда телевизионщиков уже ломится в кабинет со своей трубой, чтобы засунуть меня в ящик для идиотов и ославить на всю страну.
– Так сидеть! – командует чей-то режиссерский голос, и меня ослепляют. – Отличненько! Всем пить чай и о чем-то тихо беседовать! В объектив не смотреть… А если посмотрите – не беда. Раскованней, раскованней… Академика крупным планом… Космонавта крупным планом… Все сняли.
Итак, меня уже сняли.
– Сейчас доснимем редакцию и в путь, – говорит Ведущий. – До Кузьминок долго ехать?
– Какой-то балаган… – бурчу я.
– Вам что-то не нравится?
Мне все не нравится. Сегодня с утра вокруг меня происходит нечто странное. Я всеми фибрами чувствую опасность и боюсь… нет, не за себя, меня уже ищут и скоро найдут, можно не беспокоиться… а за тех, кто рядом стоит. «Рядом с тобой опасно стоять. Метят в тебя, попадают в других», – сказал однажды президент. Это верно. Но программа расписана и поездку не отменить. Единственное, что я могу сделать для безопасности Космонавта, – не везти его в Кузьминки на своем «ЗИМе». Это опасно. Пусть едет в автобусе.
Я веду гостей в коридор показывать обложки… Ашот где?! Кто мне объяснит, почему они белые, черт возьми! В коридоре мы сталкиваемся с Михаилом Федотовичем и с ревизором Ведмедевым. Ревизор невозмутимо кушает торт.
– Вот, полюбуйтесь, какие нам дела шьют! – возбужденно обращается ко мне Чернолуцкий, размахивая актом ревизии. Он коллапсирует, как звезда на последней стадии. Сейчас Михаил Федотович перейдет гравитационный радиус, сбросит пиджак как лишнюю массу, разорвет на груди рубаху, и телезрители увидят латаную-перелатанную тельняшку, которую он бережет с войны и надевает только по двойным праздникам – например, сегодня, в честь юбилея «Науки и мысли» и своего снятия с работы.
Как вдруг он замечает за моей спиной марсианина и от изумления забывает поздороваться.
– А это мой заместитель, Чернолуцкий Михаил Федорович, – представляю я. – Всю работу в журнале он тянет на своем горбу. Незаменимый работник. Где там ваша труба? Почему не снимаете?
– Здравствуйте! – здоровается Ведущий-ТВ с Михаилом Федотовичем, но тот застыл в задумчивости, будто пришлепнутый пыльным мешком из-за угла.
– Отличненько! – раздается все тот же невидимый режиссерский голос (невидимых голосов не бывает, но понятно, что я хотел сказать). – Заместителя крупным планом. Юрий Васильевич, повторите, пожалуйста, все сначала: мол, это мой главный заместитель…
– Это пойдет в эфир? – спрашиваю я.
– А как же!
– На весь Союз?
– А как же! От Москвы до самых до окраин, не сомневайтесь. Внимание, начали!
– А это заместитель главного редактора, – громко повторяю я в микрофон. – Он тянет на своих плечах весь журнал и отлично справляется. Незаменимый работник, на пенсию мы его не отпустим. Михалфедотыч, покажите телезрителям наше сырое подвальное помещение, в котором невозможно работать, и представьте сотрудников.
– Здравствуйте! – Чернолуцкий наконец-то обретает дар речи и робко пожимает руки Космонавту и Ведущему-ТВ.
(Пусть теперь товарищ Моргал попробует сместить Михаила Федотовича после такого триумфального выхода в эфир!)
– Думаете, выход в эфир поможет? – грустно спрашивает Софья
Сергеевна. После аварии она иногда по буквам может прочитывать чужие мысли, хотя сейчас это не тот случай – мои намерения ясны без всякой телепатии. Но Софья Сергеевна любит, когда удивляются. Значит, надо удивиться.
– Разве я сказал это вслух? – удивляюсь я.
– Нет… Но вы подумали.
– Софа, мы об этом потом поговорим, – шепчу я. – Не по телевизору. Итак, с Михаилом Федотовичем поздоровались. Теперь Ведущий-ТВ трясет руку стоящему рядом Ведмедеву, который судорожно заглатывает торт. А этого я сейчас с гов…, с грязью смешаю – надо пользоваться случаем.
– Это наш ревизор, – представляю я и, как балаганный шут, подмигиваю в объектив.
– Кто-кто?… – переспрашивает Ведущий-ТВ.
– К нам прибыл ревизор, – объясняю я телезрителям. – Выбрал, понимаете, время! Проверяет тут черт знает что… столы, стулья и наличие присутствия.