— Да-да… Любопытно, что в наш просвещенный век вся эта чертовщина переживает своеобразный ренессанс! — Судя по тону, Стивен явно одобряет эту тенденцию. — Вы тоже собираетесь написать о магии и чудесах?
— Нет, я работаю над книгой, посвященной истории Англии. Добросовестное историческое исследование принесет больше чести сочинителю, чем популярный роман или очередной теософский вздор. Но я рад, что в библиотеке сохранились книги Беккета, они представляют теперь известную ценность, и похоже, что последний владелец их тоже прилежно изучал. Они лежали на его столе, и я нашел свежие пометки на некоторых страницах.
— Что за книги? — уточняет Стивен.
— Первое издание «Молота ведьм», «Ярость ламии», «Таинственные черви» фон Юнтца, сочинения Жана Бодена и еще много подобных им. К сожалению, я не смог отыскать все книги, упомянутые в записках, — похоже, они исчезли из дома еще раньше.
— Да, что и говорить — изысканное собрание. Монтагю Джеймс, мой кембриджский товарищ, был бы счастлив взглянуть на них, он увлечен всеми этими историями о колдунах и призраках.
После упоминания имени известного автора мистических рассказов разговор вполне естественно переходит к разного рода загадочным историям и явлениям.
— Я не склонен впадать в мистицизм, но иногда мне кажется, — сообщает писатель, — что некая невидимая рука хранит меня от всяческих бед. Я, кажется, не рассказывал вам, но семь лет тому назад мне посчастливилось выжить во время чудовищного крушения поезда! Помню искалеченные тела, кровь, женщину, с лица которой была содрана вся кожа, мертвых детей. Я остался жив среди этого ада… В те дни я часто задавал себе два вопроса. Почему Господь позволил всем этим людям умереть? Не могло же быть, чтобы на этом поезде нарочно были собраны грешники, как на корабле из одного старого анекдота. И второй вопрос — почему Он сохранил мою жизнь?
— И вы не нашли ответа?
— Нет, разумеется. Жизнь вошла в привычное русло, я женился, развелся, основал дело, прогорел и успел заложить кое-что из движимого имущества, когда пришла весть о наследстве. Это тоже было похоже на своего рода чудо.
— А вы, Уолтер, верите в чудеса? — интересуется Томпсон у художника.
— О, нет, я прирожденный скептик, хотя мне всегда казались притягательными старинные суеверия и легенды. Помнится, ребенком я разыгрывал сцену из «Макбета» в заброшенной каменоломне. Мои сестры изображали ведьм, и не могу сказать, что это им нравилось.
— Вы играли Макбета? — уточняет Дарлинг.
— Да, в то время это была моя любимая пьеса. Жаль, что мне не суждено было сыграть ее на настоящей сцене, зато я играл призрака отца Гамлета и Ричарда Третьего, что можно расценивать, как полноценную компенсацию. Полагаю, мне удалось бы добиться успеха на этом поприще, я уже успел постичь азы мастерства, но другая муза, как вы знаете, призвала меня в свои объятия.
— Кстати, об объятиях! Что вы скажете об Эдди и его возлюбленной из трущоб? — интересуется Стивен.
— История о принце, полюбившем пастушку, выглядит романтично, если только этот принц и эта пастушка жили в неопределенные пасторальные времена. Но сейчас подобные сюжеты не встречают одобрения. Какими бы искренними чувствами ни пылал наш Эдди к этой простолюдинке, в глазах общественности он будет выглядеть беспутным повесой. Что касается девушки, то ее репутация окажется загубленной. И поделом; между нами говоря, глупость этой девицы не заслуживает никакого оправдания!
— В последнее время за ним постоянно увивается пара шпиков, — сообщает Стивен, — но Эдди, конечно, ничего не замечает, ему и в голову не приходит, что кто-то может осмелиться следить за ним. Кроме того, он совершенно не берет в расчет собственную бабку. Ему кажется, что он до сих пор маленький ребенок, на чьи шалости будут смотреть сквозь пальцы. Я всегда мечтал находиться рядом с принцами крови, можете считать меня снобом, если вам угодно. Честно говоря, ранее я представлял себе принцев крови несколько иначе, и, чем больше я общаюсь с Его Высочеством, тем сильнее меня тревожит мысль, что однажды он может занять трон.
— К счастью, есть еще его отец! — вставляет Дарлинг.
Замечание встречено скептическими улыбками.
Принц Альберт Эдвард, сын королевы и отец Эдди, в свое время по части скандалов обогнал, пожалуй, всех прочих светских повес. Если бы речь шла не о королевской семье, было бы уместным выражение «дурная кровь».
Когда гости покидают особняк, Джеймс Стивен задерживается на минуту, чтобы переброситься парой слов с хозяином.