– Мужчина, скажите, ведь это недоразумение! Мне не нужна чужая подушка! – хватаю я за руку мужика, стоящего в одних носках на грязном полу плацкартного вагона.
– Не знаю. Нужна она или нет? – чешет репу мужик. – Но я видел, как вы прятали подушку в сумку.
– Сейчас милицию вызовем! Это же надо, подушки уже воруют! – громко кликушествует проводница.
И я вижу, как над верхней полкой – о ужас! – вырастает взъерошенная голова Бори Ц.
Боря Ц. вопросительно смотрит на меня. А вместе с ним просыпаются и другие пассажиры. Народ с любопытством следит за представлением.
Я понимаю, что это катастрофа! Позор! И иду за начальником поезда.
Начальник поезда оказался человеком разумным. Выслушав мои аргументы, он усмирил проводницу, поняв, что скандал с подушкой – недоразумение. Дал мне таблетку валерианы. Но переселять меня с детьми в другой вагон, подальше от свидетелей моего унижения, отказался.
До самого утра я не спала, стыд сжигал меня своим малиновым пламенем, и я все думала, как же утром на меня будут смотреть все пассажиры, свидетели моего ночного позора. И не изменится ли отношение Бори Ц. ко мне?
Ранним утром, когда наш поезд прикатил в Херсон, я, мнительно потупив глаза, на виду у пассажиров, как мне казалось, с упреком глядящих на меня, покинула вагон вместе с детьми, Борей Ц. и багажом.
Свою домашнюю хлопковую подушку, пропитанную гавайским летом, я навсегда забыла в вагоне «Укрзализныци».Каникулы мы роскошно провели на природе Новой Каховки. Купались в тихом Днепре, ловили жирных карасей, варили варенье.
И Боре Ц. наварили несколько банок с царскими персиками.
Но ночной скандал с подушкой отравлял мне жизнь. И мне все время казалось, что Боря Ц. бросает на меня вопросительные взгляды. Я старалась угодить гостю, подкладывала ему самые лучшие куски, покупая на рынке домашних уток, творог, сметану, фрукты.
И, пытаясь реабилитироваться за тот ночной кошмар, все время рассказывала Боре Ц. смешные случаи-недоразумения. Их я вспоминала из жизни или придумывала сама, записывая в блокноте. Но Боря Ц. как-то нехотя слушал меня и все норовил сбежать.
Когда же мы вернулись в Киев, Боря Ц. перестал к нам ходить. А его строгий дедушка с мамой так мне и не позвонили.
И мне мерещилось, что тень от вагонной подушки все же легла на меня темным пятном. В ночных кошмарах ко мне являлась фыркающая проводница, в позе «руки в боки», босоногий дядька – свидетель и вопросительный Боря Ц., восседающий на президентском троне с вагонной подушкой под задницей.
Прошло несколько лет. Но эта история с подушкой никак не блекла. Летние переезды в Новую Каховку ранили душу воспоминаниями. И я продала квартиру в Новой Каховке.
Легче мне не стало.
Боря Ц. с его вопросительным взглядом не отпускал меня. И мне снова хотелось увидеть его и рассказать ему новую историю-недоразумение. Блокнот с историями был уже пухлым. Я стала коллекционером абсурдных ситуаций.
Но с Борей Ц. мы потеряли связь.
По слухам, Боря Ц. окончил престижный университет и уже работал в Администрации Президента, на хорошей должности.
И вот я решила позвонить Боре Ц. Какого-то лешего! Мне хотелось убедиться, что он не презирает меня за ту подушку. Что его отстраненность от нас – тоже недоразумение. И его обещание «за друга горой» еще в силе.
Телефона Бори Ц. у нас не было. Недолго думая, я пошла к нему домой, в соседний двор.
Бори Ц. дома не оказалось. Двери открыл строгий дедушка, бывший шпион. Выглянула мама-чиновница и тут же равнодушно скрылась. Я представилась. И попросила телефон Бори Ц.
– Зачем вам телефон Бориса? – спросил дедушка.
– Да я хотела с ним пообщаться, – глупо сказала я, пряча под мышкой пухлый блокнот с нелепыми историями.
– Мы телефон его никому не даем, – отчеканил кагэбэшный жучок.
– Так мы же с ним дружили. Он у нас три месяца провел в Новой Каховке! – почти возмутилась я.
– Знаю. Но телефон не дам, – стоял на своем шпион.
– Почему? Он что?.. Зазнался? Президентом уже стал? – не унималась я, в ажиотаже жестикулируя руками. Блокнот мой выпал.
Дедушка резко захлопнул двери.
Я подняла блокнот и поплелась домой, гоня от себя плохие мысли. Дома я легко нашла интернет-адрес Бори Ц. Написала ему письмо, спросив, куда он подевался. И послала ему новый смешной случай из своей обширной коллекции.
Боря Ц. не ответил.
Темная тень от подушки накрыла меня тяжелым бременем. Я перестала спать и есть. Лицо осунулось. Тело растаяло от истощения.
По телевизору я видела разжиревшего Борю Ц. в свите президента. И, когда телекамера выхватывала Борино лицо крупным планом, мне казалось, что он смотрит на меня уже укоризненно и почти с презрением.