Но вернусь к своему рассказу. Слава впервые осенила меня своим крылом: я вызван был на трибуну (Пионерской Линейки), чтобы опустить флаг. Старший вожатый произнес небольшую речь о моем подвиге, все ребята зааплодировали мне целую минуту, а физрук расцеловала меня со словами – «ты мой спаситель!». Я не понимал, ведь спас-то я не её, а своего товарища. После этого события девочки начали поглядывать на меня с интересом. С одной из них, рыжей, постарше меня, я даже робко поцеловался. Вскоре, однако, меня с оказией отправили домой, так как я неоднократно самовольно убегал купаться на Волгу.
В городе мои водно-подводные приключения продолжились. Я с друзьями ходил купаться на Москву-реку. В городской черте вдоль берега были устроены купальни для детей и взрослых. Детское отделение имело глубину 0,9 м, взрослое – полтора метра. Мы затеяли игру в «колдунчики» и «прятки». Решётка между взрослым и детским отделениями была наклонена, и я решил поднырнуть под нее и спрятаться в детском отделении. С другой стороны детского отделения решётка оказалась глухой. Нырять назад под решётку я побоялся, так как вода была чересчур тёмная. Оставался один выход плыть под настилом купальни к большой воде. Но я не учёл, что там тоже было ограждение и подныривать надо будет еще глубже. Плывя под настилом, стукаясь головой об бочки и брусья, глотая грязную воду, я, как в цветном кино, ярко вспомнил своих родных и всю свою короткую жизнь. Наконец мелькнул просвет между стропилами и бочками. Теряя сознание, рванулся туда и вынырнул на поверхность. Я находился под настилом купальни за решёткой из дубовых брусьев. Зрелище, видимо, было не для слабонервных: с головы текла кровь, изо рта шла пена с мутной водой, руки вцепились в решётку. Ребята мне помочь не могли. Из заточения меня выпилили взрослые. Обработав рану йодом и, даже не сделав укол от столбняка, отпустили домой. От мамы я свои экстремальные приключения скрыл, в результате чего заработал общее заражение крови и сорок уколов. Находился долго на грани жизни и смерти. Ещё месяц потом ходил в шлеме из бинтов на голове, за что пацаны дразнили меня летчиком-испытателем. Чудом остался я жив, страшно представить, что утони я под бочками, пропал бы без вести, как мой отец на фронте. Вот таким образом я побывал за короткое время в роли спасателя и в роли утопающего. Но, утопая, спас себя сам. Может быть, это повлияло подсознательно на мой характер. После таких событий я стал учиться в школе «на хорошо», а закончив учёбу в ВУЗе, защитил диплом «на отлично», и мою дипломную работу отправили на всесоюзный конкурс дипломных работ и мне предложили учиться в аспирантуре. Я отказался и об этом никогда не жалел.
Парень, которого я спас, вскоре переехал в другой дом, виделись мы редко. Судьба его складывалась поначалу более чем удачно: окончание института с отличием, женитьба, рождение сына. При редких встречах, поигрывая в преферанс и попивая пивко, он хвастался своими успехами и всегда горячо благодарил меня за спасение. Но постепенно все у него разладилось: он развелся, стал выпивать сверх меры. Тон его речей при наших дальнейших встречах изменился: «Зачем ты меня спас…, мне положено было умереть…, у меня в этой жизни ничего путевого не получается…, я всем доставляю одни неприятности…». Под свои тирады он подводил то философскую, то религиозную базу о каком-то «вхождении в смерть». Приводил пример, что в Китае за спасение утопающего была положена смертная казнь, как за «вмешательство в судьбу человека, которой распоряжается Всевышний…». Мне было горько и обидно это слушать. Его упреки меня достали, и я перестал с ним общаться. В его тирадах, возможно, была какая-то правда. Но ведь и ему и мне судьбой был дан «второй шанс». А кто как им воспользовался, показать могла только дальнейшая жизнь.
Самый разгар распада СССР. Но Художественный фонд еще проводит работы за границей, реализует различные проекты. Один из них успешно завершён. В нем участвовали многие заводы Авиапрома, все комбинаты Художественного фонда, РФ творческая группа весьма значительных и выдающихся художников: монументалистов, скульпторов и дизайнеров. Я участвовал в качестве ведущего конструктора – дизайнера от Художественного фонда. По случаю успешного завершения работы творческая группа организовала в московском ресторане «Пекин» банкет на сто персон. Участники творческой группы должны были явиться с супругами, остальные приглашенные – без супруг и подруг. На подобные мероприятия я, как правило, ходил один, считая, что мой дом – моя крепость. Но тут пришлось идти с супругой. Нас, пять супружеских пар, посадили в отдельные кабинеты при общем зале. Началось застолье. К нам подходили многие и рассказывали супруге, какой я хороший. Тамадой был главный художник объекта. С байками и эпизодами реалий он представлял каждого и рассказывал «кто что натворил». Дойдя до моей персоны, рассказал, какой я «генеральный и гениальный». Вдруг все встали и, не сговариваясь, начали аплодировать и скандировать мою фамилию. Продолжалось все это более минуты. Мы с супругой были так ошарашены, что и не знали, куда деваться. На нас было обращено всеобщее внимание. Слава во второй раз осенила меня своим крылом. Учитывая вышеописанные обстоятельства, точнее было бы сказать, что она обрушилась мне на голову.