Знахарка еще долгое время продолжала беседовать с ней, а ее старик отец так переживал, что напился в крытой повозке с кумовьями так, что всю обратную дорогу до дома проспал. Он бредил во сне и разговаривал со своими давно умершими боевыми товарищами, то звал их в бой. Алина сидела в изголовье у отца и гладила его по облысевшей голове, периодически смачивая лоб мокрой тряпицей.
Глава 2
Свадьба
Наступил день свадьбы Марии и Марека, двор начали украшать еще с середины недели: зеленым вьюном с цветами обнесли плетень, к воротам прибили множество разноцветных лент, развесили по стенам в особом порядке связки лука и чеснока, всюду цветы – синие, красные, фиолетовые, - каких только не было, так что к самому празднику дом выглядел как приют легендарных лесных нимф. По такому случаю зарезали несколько свиней и в нескольких домах непрерывно коптились печи, источая удивительные ароматы, сводящие с ума собак. Кошки же, окружали те дворы, и, как неусыпные наблюдатели, усевшись на жердочках плетней, воротах и лавках непрерывно мурлыкали и терлись о ноги баб, таскающих огромные казаны с вареным и тушёным мясом.
Действо предстояло масштабное и пышное, весь хутор и родственники из соседних были приглашены на свадьбу. Столы накрыли во дворе родительского дома Марека, народу было настолько много, что пройти от плетня до ворот, не запнувшись о кого-нибудь было практически невозможно. Наняли цыган с музыкальными инструментами и медведем, хоть и знали, что точно обворуют, что по утру какой ни будь из дворов не досчитается кур. Хозяйка же, расставляя и отдавая одолженную посуду не найдет отчасти тарелок и ложек, а табора уж и след простыл и спрашивать не с кого.
Гулянье шло полным ходом, за столом шутили и каждый просил молодых знаменовать поцелуем его не хитрую речь. Шум и гам был слышен далеко за пределами хутора. Марию разрывало на части двоякое чувство. С одной стороны она была рада замужеству, к тому же с полюбившимся ей парнем, а с другой она чувствовала за собой вину перед подругой. От этого становилось грустно, она всматривалась в гостей и нигде не могла увидеть свою лучшую подружку Алину. Она уже давно поняла, что дело в Мареке и их дружба закончилась, но как же были сладки уста её чернобрового жениха, а слова, подобно божьим птичкам слетали, заливаясь сладкой, игривой песней с его губ. Мария была уверена, что еще бы сто раз поступила бы так же, зная последствия, но никак не могла простить себе это.
Свадьба шумела песнями, старики рассказывали свои байки, не упуская возможности лишний раз выпить, шутили с молоденькими девушками и задирали юнцов. Вино непрерывно подносили огромными кувшинами и скоро затеялись танцы. Цыганки плясали и кружились в своих огромных необъятных пестрых юбках, под который мог влезть как минимум десяток куриц, а то и целый поросенок. Ближе к ночи шумная толпа стала растекаться по дворам, кого-то уносили под руки, а кто сам ковыляя пьяной походкой перепутывая избы, под звонкий бабский хохот, продолжал искать свою.
Глубокой ночью Алина тихой невидимой тенью зашла в спальню к своему отцу, которого принесли со свадьбы практически без сознания. Он спал хмельным в светлице, луна смотрела прямо в маленькое оконце и освещала сребристым светом своим нехитрое убранство комнаты. Она взяла его огромную кисть в свои тоненькие белые ручки, она была очень тяжелой. Алина тихонько плакала: “Прости меня батька, прости что некому тебе оставить будет земли твои, дом и лошадей, пропала дочь твоя. Темная зависть и злость овладела мной, грызет и гложет. Я не пошла на свадьбу сказалась больной, это неправда мой дорогой и ласковый отец. Несчастная любовь моя не дает жить мне. Уж не радует пение птиц божьих по утру, не волнует благоухание трав и цветов полевых. Не будет мне прощения, что оставляю тебя одного на всем белом свете, да сжалится господь над душою моею.”