– Это чего, опять пионером стать?
– Да, пионером.
– И со всеми ночевать, на зарядку ходить?
– Нет, палата за тобой остаётся. И курить можно, только постарайся не у всех на виду. На зарядку не надо. Тренируйся по собственному графику.
– Согласен… То есть – всегда готов!
– Ну вот и договорились.
Матч за матчем мы выигрывали. Я брал все пенальти. Даже гол от ворот до ворот забил. Тут-то ко мне Ленка по вечерам захаживать стала. Ей почти шестнадцать было. Красивая очень. Как Хитяева из «Тихого Дона». А когда мы чемпионами стали, даже полапать себя везде разрешила. Но не дала. Лишь свидание назначила в Москве, на станции метро «Киевская». Она в лагере ещё на одну смену оставалась.
Я в тот день букет роз купил, шоколадные конфеты и большую бутылку портвейна. Тройку надел с галстуком, рубашку с серебряными запонками и новые французские туфли у брата выпросил. По дороге пива выпил для храбрости. Потом стоял в метро, ждал её. Через полчаса ожидания подозревать начал, что не приедет Ленка. Сел на мраморную лавочку, бутылку внутри портфеля открыл и потягиваю из горлышка, розами от ментов прикрываюсь. Надо бы, дураку, домой уехать, а я на улицу вышел, позвонить ей решил.
Когда гудки в трубке услышал, бросил со злости букет в урну и к метро зашагал. На душе гадко так. Мимо пацан проходит.
– Земель, – говорю, – хлебнуть винца не хочешь?
– Давай, – отвечает. – Пойдём вон в сквер, там и выпьем.
Приходим, а у клумбы на лавочке три корешка его сидят. Познакомились. Одного, кажись, Костя звали, а кличка – Кризис. Второй на Арбуза откликался. А третьего не припомню, как звали, сколько лет уже прошло.
Помню только, что все мои деньги пропили, отошли от вокзала куда-то, ночь уже наступила. Тут Костя Кризис вдруг заорал дурным голосом и мне, сидящему, по морде с ноги захуячил. И все, кого поил я этим вечером, примеру его последовали.
Очнулся я на рассвете, в крови весь и синяках, а главное – на мне только носки, трусы и майка с галстуком. Все остальное сняли. Каждая клетка избитого тела болит, каждый нерв стонет… Добрёл я до телефона, хочу «02» набрать, а не получается. И трубку в руках вроде держу, и диск вращаю, а не выходит, и всё… Сел я на землю у будки, ладонями голову закрыл и плачу. Не от боли. И не от обиды. От беспомощности своей.
А времени часа четыре утра, светает вовсю. Вдруг сквозь рыдания голос слышу:
– Ты что плачешь?
Смотрю: мужик стоит передо мной, и повязка дружинника на рукаве.
– Избили меня… и раздели… а мне домой в Быково надо… как я доберусь?
– Подожди, я позвоню.Минут через двадцать машина ментовская подъехала, усадили меня и отвезли в отделение. Там следак расспрашивать начал: с кем был, что пил, а потом:
– Ты, может, клички какие запомнил?
– Да. Костя Кризис и Арбуз.
– Понятно. Ну и компанию ты себе подыскал. У нас подозрения есть, что они квартиру Тихона Хренникова ограбили. А Колпаков был там? Такой здоровый, постарше остальных. Он судимый, только что освободился.
– Не знаю… был один, в возрасте уже…
– Ладно, жди, глядишь, придумаем что-нибудь. Пойди воды попей и умойся, весь в крови, мудило.
Сначала Арбуза привели. Запонки у него обнаружили, одна, правда, сломана была. Когда меня метелили, я голову руками закрывал. Вот ногой по запонке и попали.
Потом Кризиса доставили в моих брюках и жилетке. А уж после и Колпакова во французских туфлях. Только пиджак с рубашкой не нашли. И пацана, которому я с горя выпить предложил.
Арбуза как несовершеннолетнего судить не стали. А Колпакова и Кризиса посадили надолго. Здание суда находилось в переулке Сивцев Вражек. Мне ещё название таким смешным показалось. А в итоге стало не до смеха.Суд вынес мне частное определение, в институт его направили. Дескать, ваш студент, комсомолец Петя Шнякин, пьёт в общественных местах с уголовниками всякими. Необходимо меры принять. Но пока следствие велось и суд шёл, год пролетел незаметно. Летом нашей группе в стройотряд ехать, птицеферму колхозникам возводить.
Я по карте определил местонахождение лагеря – деревня Красивка Тамбовской области. Не так уж и далеко от места, где батяня родился. Ну, думаю, перед студенческой стройкой в отцовскую деревню заеду. Тётку навещу, с братьями двоюродными увижусь. В дорогу мать собрала еду и вещи, отец денег дал, а я аккордеон с собой прихватил. На селе музыку любят!
А веселиться я в поезде начал. Весь вагон от водки и песен на ушах стоял, а под утро к станции Башмаково подъезжаем, проводница меня будит: «Вставай, Петя. Заводной ты парень, но пить тебе меньше надо». Я почему-то у неё в купе ночевал.