Битва за Москву достигла апогея в начале декабря 1941 года. У Жукова оказались стальные нервы. Он не вводил свои резервы в бой, пока авангард немецких войск не вырвался вперед, оставив далеко позади части боевого обеспечения, и не увяз в глубоких снегах всего в нескольких километрах от Москвы. Танки, лишенные подвоза горючего, с вышедшей из строя из-за морозов ходовой частью, увязали в глубоких снежных заносах, а авиация не могла действовать из-за плохой видимости. Вот тогда наши войска и ударили по немцам, нанеся им серьезное поражение; Жуков, Конев и Рокоссовский умело руководили своими армиями, и боеьой дух войск возрастал с каждым днем. К концу зимы 1941–1942 годов немцы были отброшены за Смоленск.
Летом 1942 года, когда наши войска на Южном фронте были оттеснены к Сталинграду и Кавказу, я был направлен в распоряжение Военного совета Московского военного округа снова заниматься политработой. Моим начальником стал дивизионный комиссар (то есть генерал-майор политорганов) Дмитрий Афанасьевич Гапанович, начальник политуправления округа. Дмитрий Афанасьевич ценил меня и очень хорошо ко мне относился. Однажды он пригласил меня к себе домой и познакомил с членами семьи, в том числе и с дочерью Верой, очень симпатичной темноволосой девушкой, которой тогда было примерно четырнадцать лет. Позже во время моего пребывания в Москве мне доводилось частенько видеть ее.
Тем не менее в то время все мысли были устремлены к югу, где наши измотанные войска уже вели оборонительные бои в руинах Сталинграда на берегах Волги. Лето и осень в Москве были временем бесконечного мучительного ожидания. Мы знали, что немецкие бомбардировщики и тяжелая артиллерия ежедневно наносят мощные удары по городу, знали, как наши солдаты самоотверженно сражаются с немцами в руинах зданий, в дыму и пыли, окутывающих город плотной завесой.
Наконец, стало известно, что в середине ноября наши войска перешли в наступление, окружив 6-ю немецкую армию и часть 4-й танковой армии. Два с половиной месяца спустя, в феврале 1943 года, сопротивление осажденного немецкого гарнизона было сломлено, и в плен попали 300 тысяч солдат и офицеров.
От моих коллег в штаб-квартире округа я слышал, что брат дедушки, бригадный генерал Пеньковский, участвовал в этом сражении в должности начальника штаба 21-й армии под командованием генерала Чистякова. Он достойно проявил себя и был удостоен награды.
Еще через несколько месяцев наши войска сошлись с немцами в огромном сражении между Орлом и Харьковом. Это была третья решающая битва войны. Особенностью ее было массовое использование обеими сторонами танковых армад. Мы бросили в бой примерно пять танковых армий. Сражение завершилось в августе полной победой советского оружия. Немцы начали общее отступление к Днепру. Наши войска воевали очень умело и изобретательно, проявляя массовый героизм. Я слышал от генерала Гапановича, у которого были друзья в политотделе Воронежского фронта (одного из четырех, которые участвовали в сражении) о серьезном споре между генералом Жадовым, командующим 5-й гвардейской армией, и генералом Ротмистровым (под его началом находилась 5-я гвардейская танковая армия) по поводу их действий в ходе недавнего сражения. Каждый из них обвинял другого в том, что преждевременное отступление соседа оголило перед немцами его фланги. Кое-кто из штабистов сравнил ситуацию с хорошо известным конфликтом между генералами Ренненкампфом и Самсоновым во время Первой мировой войны.
Выйдя к Днепру, наши войска под шквальным вражеским огнем форсировали его и в ноябре 1943 года взяли Киев. Я постоянно просился на фронт; ведь, кроме всего прочего, я был опытным артиллеристом с боевым опытом, обретенным во время финской войны. Наконец, мой последний рапорт был удовлетворен, и в ноябре 1943 года я был направлен в распоряжение командующего артиллерией 1-го Украинского фронта в районе Киева.
Так кончилась моя жизнь в Москве, жизнь тылового трутня, и мои заботы политработника. Я без сожаления распростился с ними и стал нетерпеливо ждать возможности лично скрестить оружие с немцами. Кроме того, в то время в стране уже было несколько сот Героев Советского Союза, а я из наград имел только именной портсигар за бои с финнами. Я предполагал, что мне дадут под командование артиллерийский батальон, и мысленно видел себя уже командиром артиллерийского полка.