Запишу все по порядку. За день наша эскадрилья совершила семь вылетов и приняла четыре боя. Противник всячески старался помешать организованному отходу наших частей. Как нарочно, в последнем бою мой самолет «исклевали» так, что лететь на нем было нельзя. В течение дня за четыре боя он получил 37 пробоин и едва дотащился до аэродрома. Машине требовался серьезный ремонт. Но какая же может быть речь о ремонте, если утром город сдадут японцам?
Командир приказал уничтожить все имущество, которое нельзя было вывезти, в том числе и мой самолет. Даже поломанную двуколку жаль оставлять врагу. А тут — самолет! Техник Чжан, глядя на него, угрюмо сопел. Мне самому было так тяжело, что навертывались слезы. Машина была для меня живым существом. Чжан, молчаливо следивший за мной, неожиданно сказал:
— Капитан, машину очень жаль. Очень. Но я думаю, мы успеем починить ее. Честное слово, успеем! Ведь японцы раньше утра в город не войдут…
Ремонт машины должен был в лучшем случае занять четыре дня. Это при благоприятных условиях. А мастерскую уже эвакуировали. При таких обстоятельствах надеяться на ремонт самолета в течение нескольких часов — безумие. К тому же японцы могли ворваться в город и ночью. Но почему бы не задержаться до утра и не попытать счастья? Доложил об этом командиру. Майор сначала выругал меня, но я с такой настойчивостью доказывал возможность ремонта, что командир согласился. В помощь нам дали еще двух людей. Вчетвером мы остались на опустевшем аэродроме.
— Если японцы войдут в город ночью, — сказал командир на прощанье, — зажигайте ангар и садитесь на автомобиль. Он остается в вашем распоряжении.
Всю мочь напролет возились с самолетом. Не заметили даже, как занялась заря. Временами доносилась стрельба, глухие взрывы потрясали воздух. Арьергардные части уходили из города. Специальные отряды подрывников взрывали заводы, склады, чтобы они не достались японцам. К пяти часам ремонт самолета был закончен. Мы буквально валились с ног от усталости. Все же я находился в лучших условиях, чем товарищи. Я улетал, а их могли захватить японцы. Но ни один из техников не обмолвился об этом.
— Я говорил, капитан… я говорил. — Усталое лицо Чжана озарилось довольной, радостной улыбкой. — Теперь летите скорей.
Мы выкатили из ангара самолет. Разлили в мастерской несколько бидонов бензина и подожгли. Пламя мгновенно охватило все здание.
Распрощавшись с товарищами, я забрался в кабину и запустил мотор. После небольшого разбега самолет легко оторвался от земли. Сделал круг над аэродромом, прошел над городом. Улицы были пустынны. Передовые части японцев вошли в город. Им никто не оказывал сопротивления, но солдаты продвигались осторожно, опасаясь засады. У южных ворот стояла колонна войск. Я не утерпел и на бреющем полете выпустил несколько очередей из пулемета. Японцы, как горох, рассыпались по сторонам.
Через сорок минут я был на новом аэродроме. Самолет теперь ремонтируют более основательно, меняют мотор.
Беспокоит, где Чжан и товарищи. Они последними покинули город и до сих пор еще не вернулись.
29 июня. Целый день хожу под впечатлением заметки, опубликованной в «Венвейбао». Я ее вырезал и сохранил.
«27 июня в районе Аньцзиня два китайских самолета вступили в бой с тремя японскими истребителями.
Во время воздушного боя самолет летчика Тун Лин-хо был поврежден. Вместо того, чтобы спастись на парашюте, летчик направил самолет на японский военный корабль.
Самолет упал на судно и взорвался. В результате взрыва военный корабль выведен из строя.
Слава в веках погибшему герою!»
Если придется умирать, я хотел бы погибнуть так, как летчик Тун Лин-хо.
2 июля. Вернулся Чжан с товарищами. Конечно, они попали под обстрел японцев, но выбрались благополучно.
Как велика ненависть нашего народа к своим врагам! Эта ненависть вдохновляет наших летчиков на героические дела. Сегодня я наблюдал с земли воздушный бой. Шесть наших истребителей дрались с десятью японскими самолетами. Бой происходил на высоте 1 200 метров. Шестерка дерзко напала на противника. После первой атаки был сбит японский истребитель. Потом строй нарушился. Все перемешалось. Мы с трудом различали свои машины. Они яростно атаковали японцев. Вдруг один из самолетов как-то неуклюже свернулся на крыло и пошел вниз. За ним потянулась струйка дыма. Два японских самолета погнались за подбитой машиной. Казалось, остановилось сердце. Почему не прыгает летчик? Сейчас еще не поздно, скорей! И вдруг, — мы не верим своим глазам, — подбитая машина круто пошла вверх. Летчик атаковал противника в лоб, и японский самолет камнем полетел вниз.
Техники, наблюдавшие за боем, не могли скрыть своего восторга. Они кричали «вансуй», аплодировали, смеялись. А летчик продолжал драться, но мотор, очевидно, отказывался работать. Вверх самолет лез чрезвычайно медленно.
Наконец, японцы, добились своего: они подожгли наш самолет. Теперь уже, кажется, все потеряно. Летчику в таких случаях остается только выброситься из самолета и спастись на парашюте.
Но не зря китайские летчики прославились на весь мир своей смелостью и отвагой. Наш летчик не думал выбрасываться даже и с горящей машины. Он перевел машину в пике, но так, что пламя, вырывавшееся из-под правого крыла, стало относить в сторону. Почти у самой земли он выровнял машину и посадил ее прямо в озеро, находящееся по соседству с аэродромом.
Я вскочил в санитарную машину, которая направилась к месту падения самолета. Это было недалеко — всего в пятистах метрах от аэродрома. Истребитель, наполовину залитый водой, стоял недалеко от берега. Пожар прекратился. Теперь от машины шел пар. Пилот Лян (это был он) стоял рядом по колено в воде, глядел в небо и кому-то грозил кулаком. Увидев нас, он, прихрамывая, пошел к берегу.
— Мы еще им навешаем!.. Сволочи! — злобно проговорил он и снова погрозил кулаком в небо.
У Ляна было слегка опалено лицо, а при посадке он ушиб ногу. В санитарную машину он забрался, однако, без посторонней помощи.
— Скорее на аэродром. Быть может, я еще успею подняться в воздух.
Всю дорогу он ругался, торопил шофера и ни разу не заикнулся, что был на волосок от смерти.
На аэродроме ему, конечно, не разрешили лететь.
5 июля. Японцы все ближе подходят к Ханькоу. Ничего — борьба требует жертв. Придет время, и мы навсегда изгоним врага из Китая. Недавно я слышал хорошую пословицу. Она родилась во время войны: «Япония села на льва, — она боится слезть и боится ехать дальше». Это верно. Надо сделать так, чтобы самураи покрепче завязли в наших илистых рисовых полях.
Уже сейчас мы наносим врагу чувствительные удары.
Вчера потопили военное судно. Корабль зашел по Янцзы в тыл нашим войскам и открыл по ним огонь.
Получили задание уничтожить корабль. Три истребителя сопровождали звено скоростных бомбардировщиков. Шли в облаках. Сбрасывать бомбы пришлось с высоты 900 метров при напряженном зенитном огне противника. Налет был удачным. Сбросив «гостинцы», бомбардировщики нырнули в облака. Эти бомбардировщики получены нами недавно. Прекрасные машины! Летают, как истребители. Скорость у них зверская.
После посадки получили с фронта телеграмму. Командующий фронтом сообщил, что через двадцать минут после налета корабль затонул.