Напор, простота и обильность речи, располагающие тон, жесты и мимика, свойские интонации в голосе. И при этом очень внимательные серые глазки на лице с ясной улыбкой. Которые в ней снова не принимали никакого участия. Запах маузера, похоже, не отменялся, а только откладывался.
— Здравствуйте, уважаемый… — начал было я вопросительно, но тут же был перебит.
— Григорий! Григорий я, Болтовский моя фамилия, смешная такая. По-здешнему — Рыгор можно звать, — колобок вцепился в ладонь пухлыми, но сухими и холодными руками и мелко затряс, не выходя из образа. Эдакий душа-человек, зампред колхоза или работник профкома, отряженный начальством встречать проверку из главка. И моросил ничуть не хуже местного мелкого дождика. Бабушка такой назвала бы «дрибнэ́нький».
— А по батюшке как Вас, Григорий? — я никак не мог понять, стоило ли с ним играть в его игры? По всему выходило, что не стоило — на его земле, по его правилам и с его козырями было кристально ясно, кто победит.
— Да ни к чему это, зачем по отчеству-то? Рыгор и Рыгор, я человек простой, без претензии.
— Привычка у меня, Григорий, к офицерам Вашего ведомства по имени-отчеству обращаться, ничего не могу с собой поделать, — и я старательно изобразил искреннюю улыбку, попытавшись тоже исключить из нее всё, что выше носа.
— Откуда информация о ведомстве? — и колобок мгновенно превратился в товарища Колоба. Суета ушла за доли секунды, спина выпрямилась, плечи расправились. Голос стал сухим и казённым, как авансовый отчёт десятилетней давности. Пожалуй, первая маска мне нравилась больше.
— Потому что аэропорт — режимный объект, и встретить на лётном поле я мог летчика, топливозаправщика, водителя автобуса, пограничника или сотрудника Вашего ведомства. Хотя, погранцы же тоже Ваши, точно. Автобуса нет, цистерны с керосином — тоже. На лётчика Вы, может, и похожи, но здесь они были бы по форме, а Вы — в штатском, — я развёл руками, словно говоря: «Ну что сложного? Тут и дурак бы догадался».
— Интересная выкладка, не лишена логики. Да, Вы правы, Дмитрий Михайлович, я — сотрудник Комитета государственной безопасности Республики, Болтовский Григорий Андреевич. Звание назвать, удостоверение предъявить? — ну вот, начинается. Не успел прилететь — а надо мной уже издеваются чекисты. Нет, влипать — это определённо мой талант. Интересно вот только, он излечим, или это пожизненно?
— Помилуйте, Григорий Андреевич, к чему это? Верить Вашим коллегам на слово — вторая моя привычка, — и я постарался улыбнуться по-человечески, и даже чуть-чуть, самую малость, виновато, прости, мол, дядя, перегнул на нервной почве, но не со зла.
— Ну и ладушки, вот и замечательно! — колобок вернулся ещё быстрее, чем пропал товарищ Колоб. Вот это чудеса мимикрии, вот это работа над о́бразами. Передо мной снова стоял товарищ из профкома в мятом сером костюме и широкой улыбке. Ну и артисты у них тут в органах служат!
— Какие планы, Дмитрий Михайлович? Обзорная экскурсия по городу? Могу рестораны порекомендовать на любой вкус, тут за последние лет пять общепит так развернулся, так шагнул — мама дорогая! Что угодно — суши, пицца, фуа гра, я извиняюсь, всякая. Местная кухня тоже на уровне, не отстаёт, — Рыгор частил, как из пулемета, ни дать ни взять — гостеприимный хозяин, знаток и любитель родного края. Но серые глаза на радушном лице остались от того, предыдущего образа.
— Меня должны встречать, Григорий Андреевич. Потом заедем в какую-нибудь гостиницу, потом прокатимся по городу. Ещё в библиотеку хотел заглянуть, какая побольше. Завтра, вероятно, прокатиться по округе, город посмотреть. И обратно, — я говорил предельно честно, и он это понял. Но из образа далеко не выходил:
— А покушать как же? Никак нельзя в Белоруссии голодному быть — у нас щедрая страна, — он сказал по-местному: «шчэдрая». И вообще речь его была вся наполнена местным колоритом: вместо «ря» — «ра», вместо «ре» — «рэ», вместо взрывной твердой «г» — мягкая «ґ». — Вы какую кухню любите, какие напитки?
— Я белорусскую кухню очень люблю, Григорий Андреевич. Драники со шкварками, мачанку, колдуны — у меня бабушка отсюда. А из напитков — как пойдет, от Лидского квасу до Зубровки и бальзама «Чародей», — я снова улыбнулся. — Но мечта моя — попробовать загадочный «трыс дзивинирыс», про который у Владимира Семёновича Короткевича в «Дикой охоте» читал. Нигде не встречал такого.
— Го! То добрый выбор, добрый! Соседи давно тот рецепт позабыли, а мы ещё помним! Двадцать семь трав, трижды девять — это не напиток, это праздник, ей-Богу! — он показал, что книжку тоже читал и помнил очень близко к тексту. Даже на одного из главных героев, кажется, стал похож. Беда была только в том, что тот главный герой оказался главным злодеем.