Торговый центр был и вправду большой и богатый. И помимо «роднаго — годнаго» отечественного производителя полнился брендами с мировыми именами. Я сразу на входе автоматически надел скучное лицо, неизменно сопровождающее меня в подобных местах. Находить удовольствие в покупках шмоток у меня не получалось с раннего детства. То ли виной тому пресловутая картонка, стоя на которой на одной ноге представители моего поколения под ветром, дождём и снегом знакомились с модными новинками на вещевых рынках. То ли воспитанная тяга к экономии. То ли лень. Так или иначе — ходить за барахлом я не любил. Но тут увидел витрину известного старого бренда. И зашёл.
Через пятнадцать минут вышел. Ну, семнадцать максимум — там терминал на кассе что-то барахлил. Следом шёл Лорд с выражением полного непонимания и удивления.
— А я раньше думал, что поговорка «подлецу всё к лицу» неправильная, — пробормотал он.
Я хмыкнул и свернул в обувной рядом:
— Сейчас ещё еврейские сандалики куплю — и поедем. Я быстро!
— А почему еврейские? — поинтересовался Лорд, догоняя.
— Потому что если музыкант из Одессы по имени Натан открывает обувную фабрику — чьи сандалики он начинает выпускать? Французские? Нет, случаи, наверняка, бывают разные, соглашусь. И на Малой Арнаутской, говорят, шьют так, что Карден рыдает на плече у Лагерфельда, а мадам Шанель утирает им обоим слёзы батистовым платочком. Но вот эти вот я куплю, — сказал я, снимая с полки классические шестидюймовые ботинки. Разумеется, не самые распиаренные, жёлтые, а просто серо-чёрные.
А сам вдруг подумал, что острое нежелание ходить по магазинам раньше было вызвано перманентным безденежьем. Когда в голове крутилось, что если сейчас купить себе вот это, не особо-то, в принципе, и нужное — то скоро придётся экономить не на качестве, а уже на количестве еды. То есть выбирать не между котлеткой с пюрешкой и макаронами по-флотски, а между пятью и тремя картофелинами. И это энтузиазма не добавляло ничуть.
— Нет, ты объясни мне, — не унимался Ланевский, — как это вообще возможно, в принципе⁈ Ты зашёл в магазин, взял не глядя с полки джинсы, свитер и куртку, померил — и в них же ушёл! Через пятнадцать минут! Такого не бывает!
— Как это — не бывает? Ты путаешься в показаниях. То, что только что было при тебе — свершившийся факт, характеристика «не бывает» к нему не подходит точно, — попробовал я воззвать к логике и здравому смыслу, тем редким качествам, что так удачно отличали его от подавляющего большинства.
— Ну хорошо, исходим из фактов. Их я уже озвучил. Но как это возможно — всё равно понять не могу! — и он взмахнул руками, показывая, что точно не может.
— Да в чём проблема-то? Ты чего, штаны покупать не умеешь? Не пугай меня, — удивленно посмотрел я на франта и модника Серёгу. Он-то явно одевался элегантнее меня, и в стиле понимал больше.
— Так — нет, точно не умею! Ты как будто точно знал, зачем шёл, и в этом магазине раньше бывал.
— Да нифига! Они же одинаковые все, тут не потеряешься. Джинсы мужские всегда слева. Те, что со скидкой — всегда дальше и ниже. Куртки правее, ближе к примерочным, чтоб не таскаться с ними по всему залу. Текстиль в проходе на вешалках висит, и скидочный — тоже к углам ближе, чтоб сразу не найти. Тебе ругательное слово «мерчендайзинг» вообще знакомо?
— Ну да, — смутился Лорд. Мой рассказ показался ему до обидного простым.
— На русский оно переводится: «бедный и хитрый дольше ходит и больше нагибается». Ну или «как потопаешь — так и полопаешь», но это вольный перевод, широкий. А дальше всё просто: на штанах три цифры, на куртке и свитере — по одной букве. Тут сложно ошибиться.
— Какие цифры с буквами? — удивлённо спросил он.
— Я точно не знаю, что они означают, просто запомнил. Вот джинсы: пятьсот один, двадцать девять и тридцать два. Мне пробовали объяснить, что это что-то, связанное с моделью, ростом и шириной, но я не понял, что к чему относится. Одежда выше пояса — летом «М», зимой «L». И всех делов-то.
— Действительно, несложно. Век живи, как говорится, — он придирчиво оглядел меня. И, видимо, остался доволен увиденным. — А теперь куда?
— А теперь мы пополним запасы белков, жиров и углеводов. Потому что нам ещё в краеведческий музей идти, а там натощак делать нечего — мозги быстро устанут.
Мы перекусили демократично, в забегаловке полковника Сандерса, оперативно набив животы чем-то вкусным, но вредным, и отчалили. Оказалось, что гостиница, где нам предстояло ночевать, была буквально в двух шагах. Заехали, я вселился, по-прежнему получая удовольствие от самого этого слова, и снова вышли на улицу. Дождик почти не ощущался, хотя по-прежнему моросил. Но плотные джинсы, утепленная куртка и шикарные непромокаемые скороходы делали жизнь значительно приятнее без оглядки на погоду.