Удивила Мотэ Мдого, которую я, почти как заслуженный диверсант, «окрестил» Мотей. Она, предсказуемо, не возражала. Девчонка метнулась к Маньке, стоило той показаться на подножке кабины, и зачастила с такой скоростью, что обзавидовался бы самый лучший радист. Потому что, как по мне, что их речь, что азбука Морзе — понятны были примерно одинаково, то есть никак. Но быстро. Мотя тыкала пальцем поочерёдно в скалу, меня, Тёму, Илюху, дерево, снова в скалу — и дальше по кругу. И, пока жена хозяина отеля не обняла её, прижав к внушительной груди, не унималась.
— На жизнь жалится, — прогудел Умка. Мы по-прежнему стояли под деревцем, смоля и геройски озирая окрестности.
— Бывает, — с пониманием протянул Тёма.
— Племянница это наша, оказывается. Я и не знал. Она, с тех пор, как в Англию на учёбу улетела, да вертаться отказалась, наподобие убогой у родни вышла. Вроде и есть, а вроде и говорить-то не о чем. Тут, в Африке, много неожиданного, — сообщил он, глубоко затянувшись.
— Это ты в ещё Белоруссии не был, — парировал Головин.
— Не был, точно. А эти, — Илюха кивнул на заливавшихся уже хором слезами родственниц, — теперь переживают, что им бабка обеим непременно объяснит, как надо Родину любить.
— Это точно. Объяснит. С особым цинизмом, я думаю, — кивнул Тёма.
— Руки прочь от старушки. Вполне толковая бабуля, даром, что в дупле живёт, — влез я в неспешную беседу. — Ты мне, Илюха, вот что скажи — у тебя йод на базе имеется?
— А зачем тебе? — по-военному ответил тот.
— А у них с Надюхой игры такие ролевые, ага, — влез радостный Головин, — этот как с задания прибывает — она ему на поверхности слова нецензурные пишет йодом, большими буквами. А сама говорит — йодную сеточку рисует. Я сам видел!
— Да не плети ты уже, видел он! Приполз один раз синий, как ночное небо, поутру, и не понял ничего! — возмутился я. — А йодная сеточка — вообще панацея, и не плюй мне в веру в чудеса!
— Не, с тобой я спорить не буду, Дим. Мне и начальство не велит, и здравый смысл, — поднял он ладони, — давай-ка лучше хомутай свою Мотю, пока она Маньке все баки не забила, да поехали на базу!
Я возражать, конечно, не стал.
Обратный путь занял едва ли не вдвое больше. Что было вполне логично и обоснованно: Садко пылил по саванне, как крейсер, а не скакал диким козлом, как багги, который давно умчал вперёд с тремя местными бойцами морпеха, что сопровождали в рейде сюда его жену. Внутри салона было чисто, но при этом ещё удобно и комфортно, вообще не по-военному. Это был настоящий дом на колёсах, только предназначенный для коротких дистанций. Но помыться и даже чуть перекусить мы смогли, и это было замечательно. За окнами текла саванна, где встречались местные жители, от жирафов до кабанов и сурикатов. А мы чинно проезжали мимо, эдак снисходительно поглядывая на фауну за бортом царями природы.
Когда Садко прибыл на базу, заехав кормой в ворота, я спешить на выход не стал. Мало ли… И как в воду глядел. Снаружи раздались странные звуки: не то вой, не то рёв, не то хрип. Оказалось, так встречала мужа Бадма Норсоновна. Судя по тому, как едва ли не к полу прижалась Мотя, Бадька била по площадям, используя всю магию и потенциал горлового пения своего народа. Головин вылетел наружу, не касаясь земли, эдаким диверсантом-купидончиком, сцапал жену и начал тут же, судя по лицу, неубедительно оправдываться и громко валить всё на меня.
— Волков! — голос Нади врезал по ушам, как выстрел из СВД или хороший кнут в руках не менее хорошего пастуха.
— Всего доброго! — печально сообщил мне Умка, будто прощаясь. Неожиданно пытаясь притаиться за своей цветастой женой.
Я вышел, щурясь от Солнца, чуть медленнее обычного. И этого, наверное, хватило Наде, чтоб заподозрить страшное. Жена рванулась так, будто намеревалась мгновенно изломать во мне то, что не смогли испортить гипотетические враги.
— Стоять! — гаркнул я, выставив ладони. И она едва ли не с юзом остановилась, только пыль поднялась. — Все живы и здоровы! Никто за нами не гонится, и всё у нас очень хо-ро-шо!
На последнем слове, которое нарочно выговаривал по слогам, делая каждый следующий чуть длиннее и тише предыдущего, я поднял руки и плавно трижды качнул ими в такт, опуская ладонями вниз. Будто дирижируя оркестру затихающую коду. Помогло. Женщины и Серёга смотрели на эти движения, как зачарованные.
— Где дочь? — переключил я Надю с рук на важное и главное. Изящно сместив пристальный вектор её внимания с себя-любимого.
— С ребятами в бассейне детском, под присмотром Мутомбо, — медленно, как под гипнозом сказала жена, не сводя глаз с моих ладоней, что замерли на уровне груди, всё так же, ладонями вниз.