Глава 7
Великая Суббота, 2012 год. В тот день мне впервые доверили читать паремии на богослужении (паремии – это отрывки из Ветхого Завета, которые положено читать на середине храма).
А перед началом пасхальной заутрени меня ждал сюрприз. Матушка, тепло улыбаясь, подозвала меня, Лену алтайскую и еще одну Лену – послушницу, занимавшуюся всеми документами монастыря и приводившую в порядок бухгалтерию. Нам вручили пакеты с новой послушнической формой – юбка, короткая жилетка, платок, всё чёрного цвета – и отправили переодеваться.
Нас одели. Собственно, что это значило?
Немножко истории. В древних монастырях всё было устроено чуть иначе. Приходящего в обитель строго испытывали, а потом совершали особое чинопоследование «на одеяние рясы и камилавки» – человек получал, таким образом, официальный статус послушника и причислялся к братии. В современных монастырях это чинопоследование совершают как иноческий постриг – действительно, там есть момент пострижения волос, однако нет произнесения обетов – и считают человека навсегда отрекшимся от мира. Послушниками же называют тех, кто пришел в монастырь и кого одели, то есть благословили носить чёрную одежду.
Что это давало?
Ощущение, что ты – своя. Что тебя приняли в число сестёр обители.
Это на самом деле много значит.
В тот день я испытала и кое-что ещё. Это было одной из главных проблем, с которыми пришлось побороться во время жизни в монастыре.
Зависть. Дикая, болезненная зависть.
Казалось бы – ведь в монастыре все равны, чему же завидовать?
Но вот находился повод.
В пасхальную ночь из нас троих Лена, занимавшаяся бухгалтерией, получила статус выше, чем у нас. Ей повязали платок на лоб, тогда как нам с Леной алтайской было положено носить его просто повязанным как у девочки с шоколадки «Алёнка».
Такая мелочь! И, по сути, всё было справедливо – Лена прожила в монастыре уже полгода, а мы (особенно я) гораздо меньше. Однако зависть всегда закрывает глаза на справедливость и выискивает – чем тебя обидели, обделили.
И вот уже мы поём «Христос воскресе». И я – со слезами. Но не радости, а болезненной зависти.
Господи, помилуй…
Нет, Пасха для меня оставалась Пасхой. Я пела на клиросе чудесным византийским распевом пасхальный канон, сёстры и матушка ласково мне улыбались, и праздник был настоящим. Но червячок зависти хоть и затих, а не исчез.
***
Как бороться с грехами? Вопрос, волнующий любого человека, пришедшего в церковь. Ответ на него обычно следующий: идти на исповедь. Каяться и стараться в дальнейшем грехов не повторять.
У сестер монастыря было благословение исповедоваться еженедельно. Обычно исповедовались в субботу за всенощным бдением, чтобы в воскресенье причаститься. Благочестивый, конечно, обычай. Мне такой расклад сразу был по душе, поскольку грехи свои я знала, замечала, терзалась от их осознания и виноватости.
В том числе и зависть.
Однако есть в монастырях (правда, далеко не во всех) еще одна практика борьбы с греховным «я». Это так называемое «откровение помыслов».
«Обременение ума помыслами врачуется доверчивым исповеданием их», – пишет преподобный Феодор Студит. Собственно, речь здесь идет о подробной исповеди греховных не только поступков, но даже мыслей и тайных движений души своему духовному наставнику. В древности (да и в некоторых современных мужских монастырях) наставники – это опытные священники.
С современными женскими монастырями ситуация другая. В большинстве из них есть регулярная исповедь у духовника обители. Но тот монастырь, в котором оказалась я, был особенным. Здесь помимо исповеди требовалось писать все свои помыслы – хорошие, плохие, словом, все – и отдавать для прочтения игумении.
Поначалу я была в восторге от этой практики. Ведь понятно, что когда делишься своими сокровенными переживаниями, становится легче.
Однако со временем я стала замечать в откровении помыслов всё больше минусов.
Во-первых, если священники связаны тайной исповеди и никому не имеют права передавать рассказанных им грехов, то у игумении такого ограничения не было. Помыслы сестёр нередко озвучивались на духовных занятиях во время трапезы. Часто сестру, чьи помыслы озвучивались, поднимали и публично ей выговаривали, иногда высмеивали. Откровенно писать о себе было небезопасно.
Во-вторых, писать помыслы нужно было часто, чуть ли не каждый день. С одной стороны, это приучало следить за собой, за своим внутренним состоянием. С другой – по принуждению бывало нечего писать, за что также можно было получить наказание.
А главный минус такой системы был в том, что откровение помыслов превращалось – не побоюсь этого слова – в доносы. Да. Одной сестры на другую. Таким образом, те сестры, которые много и часто писали о других, становились наиболее приближенными к матушке. Причем матушка особо не разбиралась, кто прав, а кто виноват. Обычно права была та сестра, которая первой написала – считалось, что она говорит правду, а всё остальное пустые оправдания.
Почему так произошло? Как благое, казалось бы, дело превратилось в абсолютно непристойное?
А всё объясняется просто. Сначала отошла на второй план традиционная исповедь. Затем – нарушение конфиденциальности и публичное порицание. Ну и управлять сестрами в такой системе гораздо проще. Игумения могла даже не быть в монастыре, но вернувшись из поездки и прочитав написанные помыслы, она узнавала о сестрах абсолютно всё.
«Не ходи переносчиком в народе твоём», – говорит Писание. Но как-то вот об этом грехе в монастыре не думали.
Я всегда старалась в помыслах писать только о себе. Поначалу откровенничала, но потом поняла, что далеко не всё можно написать.
Зато писали, как выяснилось, обо мне.