Жилище наше представляло собой длинный двухэтажный деревянный сарай, вдоль которого по верхнему этажу тянулась в виде узкого балкона деревянная галерея. Это было неуютное строение Востока того типа, который встречается повсюду, начиная с Закавказья и кончая Порт-Саидом.
Наскоро поужинав сухими продуктами, я занялся разборкой вещей, развешивая по стенам привезённые из Турции ковры и оружие. Жена, успевшая уже завести знакомства с местным бабьём, отправилась с ними в баню, помещавшуюся по соседству. Стемнело, я зажёг большую керосиновую лампу и, разбирая чемоданы, думал о новом этапе жизни, предстоявшем нам здесь в пёстром калейдоскопе последних лет.
Вдруг в только что заколоченную мною с веранды дверь сильно постучали. Уверенный, что это посланный из штаба полка, где уже знали о нашем приезде, я, держа в руках лампу, открыл дверь. Два вооружённых винтовками лезгина в лохматых папахах вошли в комнату и, ослеплённые ярким светом, быстро и исподлобья осмотрели комнаты. Один из них неожиданно схватил меня за локоть и отстранил от выходной двери. Другой, с растерянным и в то же время изумлённым видом, продолжал осматривать раскрытые чемоданы на полу и груду вещей и одежды на стульях. Не выпуская моего локтя, первый из них, глядя мимо, глухо спросил на ломаном русском языке:
– Ты... кто?
– Как кто?.. Новый офицер-поручик Марков, только что приехал, а вы что, из полка ко мне присланы?
– Из полка?.. Нет, мы не из полка... – мрачно отвечал он.
Тут только впервые смутное подозрение стало закрадываться мне в душу при виде странного поведения и странных слов этих неожиданных гостей.
– Послушай, господин... а где армянин, хозяин этого дома?
Я сообразил, что лезгины были, попросту говоря, разбойники, к счастью, явившиеся не ко мне, а к хозяину-армянину, только в этот день перебравшемуся в соседнюю квартиру. Моё появление в квартире армянина было совершенно неожиданно для абреков, и этим и объяснялось их смущение первой минуты. Наступила довольно неприятная для обеих сторон пауза.
– Ну, вот что, господин... – нарушил тяжёлое для меня молчание один из разбойников. – Мы абреки, и... вышла ошибка. Туши лампу и не выходи на балкон, а то тебе плохо может... случиться.
Я не заставил себя просить, потушил лампу, и разбойники вышли на балкон. Осторожные их шаги по галерее скоро затихли у двери армянина, и затем я услышал их громкий стук к нему в дверь. Видимо, хозяин мой был человек опытный в этого рода делах, так как немедленно после стука грохнул выстрел, и вслед за ним громкие крики и плач многих голосов. Абреки, наткнувшись на сопротивление, уже не скрываясь, бежали мимо меня назад и застучали сапогами вниз по лестнице. Не успел я как следует прийти в себя от всей этой неожиданной и крайне глупой сцены, в которой я сыграл столь нелепую роль, как с улицы стал нарастать гул голосов и крики, и по лестнице снизу затопали десятки ног. По галерее быстро прозвучали женские каблучки, опередившие всех, и не успел я открыть дверь, как у меня на шее повисла Женя с мокрыми распущенными волосами. За ней в комнату ввалилась пёстрая, кричавшая по-русски и по-татарски, толпа мужчин и женщин. Как оказалось, хозяин наш армянин, как и все закатальские армяне, вообще каждую ночь ждал нападения разбойников и резни, почему и был постоянно готов к этой операции. Визит абреков в этот вечер не застал армянское семейство врасплох, и оно при первых попытках разбойников взломать дверь подняло крик, в то время как сам армянин выстрелил из винтовки в окно, чтобы дать тревогу.
Нападение это заранее было известно лезгинскому населению. Едва раздался выстрел, как бабы-татарки, мывшиеся в бане с женой, сообщили ей, что разбойники напали на наш дом; это заставило её, мокрую и полуодетую, сломя голову броситься домой мне на «выручку». Пока приводили в чувство упавшую в обморок Женю, в комнаты набилось довольно много горцев самого мрачного типа, как капля воды похожих на моих бежавших абреков. Они с любопытством, не внушавшим большого доверия, бегающими воровскими глазами осматривали наши вещи и оружие до тех пор, пока я их не выставил вон, вопреки правилам туземного гостеприимства. Разбоем и покушением на грабёж встретили нас Закаталы в первый же день приезда. Такое начало не предвещало в будущем ничего хорошего, что дальнейшие события полностью и оправдали.
Глухой угол Закавказья, отрезанный от остального миpa с одной стороны Дагестанским хребтом, с другой рекой Алазанью – 3акатальский округ, – и при царском правительстве считался диким урочищем. Ввиду трудности доступа в него, округ был выделен в особую административную единицу. Население его в этнографическом отношении представляло невероятную смесь рас и наречий. Преобладающим и подавляющим элементом в округе являлись мусульмане, представлявшие смесь и сочетание трёх рас, а именно татар, лезгин и грузин. Это население носило название джарских лезгин, но по существу не имело ничего общего ни по характеру, ни по обычаям с честным и благородным лезгинским народом. Как и все метисы, джарцы умудрились унаследовать от трёх различных рас, от которых вели своё начало, лишь одни отрицательные их черты. Закатальцы были самым беспокойным, вероломным, диким и продажным народцем среди всего пёстрого населения Кавказа. Эти черты заставляли всех соседей джарских лезгин, населявших соседние Дагестан, Кахетию и Тушетию, с ненавистью относиться к закатальцам и яростно отрицать какую бы то ни было кровную и расовую связь с ними.
После революции и исчезновения русской администрации из округа положение в Закаталах было кошмарное, анархия цвела махровым цветом, что в сочетании с выше указанными чертами характера населения делало пребывание русских людей здесь крайне неприятным. Власть в округе захватили явочным порядком в свои корыстные руки разные проходимцы вроде Гамзата Халилова, которые, подобрав себе шайку сообщников, делали здесь, что хотели.
В округе, кроме окружного административного центра в лице города Закатал, находились три больших селения Талы, Джары и Бедоканы, не считая отдельного Елисуйского ханства, находившегося на западном склоне хребта. Елисуй было малодоступное горное гнездо, сыгравшее видную роль в своё время в истории кавказских войн. Оно славилось горячими минеральными источниками и дикой красотой природы, но было малоизвестно, благодаря трудности доступа и отдалённости от всяких центров. Сам город Закаталы, расположенный вокруг крепости, занимавшей центральное и господствующее положение, состоял из двух-трёх сотен одноэтажных и двухэтажных домов обычного кавказского типа. 3ато старая крепость представляла собой живой памятник, насквозь проникнутый памятью кавказских войн.
Гору, на которой стояла крепость, с трёх сторон окружал город, с четвёртой было ущелье, по которому шумела горная речка. Сразу за ней начинался густой лиственный лес, поднимавшийся со склона на склон к самому хребту. По красоте своей природы – дикой и могучей – Закаталы были совершенно райским уголком, редким даже для Кавказа, где красотами природы никого не удивишь. Покрытые густым и прекрасным лесом горы, подступая к самой крепости, поднимались гигантской стеной к небесам на страшную высоту. Из самих Закатал этого нельзя было заметить, и только отъехав от города на добрый десяток вёрст, можно было охватить взглядом всю эту гигантскую природную стену, поднимавшуюся ослепительными снежными вершинами высоко над облаками. Крепостные стены, сильно тронутые временем, но ещё высокие и крепкие, замыкали прямоугольником вершину плоскогорья. В центре его на крепостной площади, крытой каменными плитами, в недавнем прошлом помещались все административные и военные учреждения округа – церковь, казначейство, дом коменданта, управление округа, казармы и две тюрьмы. Одна из них, носившая название «новой», ещё исполняла своё назначение, и в ней сидели разбойники, другая, «старая», была заброшена и пустовала с первых дней революции.