— Самое-самое,— подтвердила я, понимая, что в глазах Валиного папы я и так полностью пала.
Дело в том, что цель у Валиного папы взрослая. А у ребенка цель своя. Это, кратко говоря, не целесообразность, а красота, через красоту же — связь с миром. Воля, собранность впрямую связаны с этой целью и с тем, насколько увлечен ребенок процессом достижения этой цели.
Валя как смог, соответственно своим возможностям, иначе говоря, адекватно себе передал «самое-самое-пресамое красивое». Красоту, про которую недаром говорится: «Ни в сказке сказать, ни пером описать».
И если мы, взрослые, прежде не научились воспринимать такую неописуемую словами красоту, то дети щедро предоставляют нам эту возможность. Для этого надо посмотреть на жизнь детским взглядом. Увидеть все снова, но как бы впервые. И такое непредвзятое зрение заново откроет нам мир.
КОМПЛЕКС «ДЕЯТЕЛЯ»
Кажется, как просто и радостно довериться собственному ребенку. Но мы же взрослые, мы столько знаем, у нас большой жизненный опыт. Мы — деятели, мы привыкли управлять.
К сожалению, комплекс «деятеля» — наиболее распространенный в современном мире. Жаль, все меньше становится любопытных и несуетных людей.
Вспомним салтыковских градоначальников, ретивых деятелей без ума, или Огурцова из «Карнавальной ночи»: «Есть указание — весело встретить Новый год!» «Раз надо — значит, надо»,— говорят такие люди и без долгих размышлений бросаются действовать. А там — что получится. Действие — само по себе оправдание. Но беда-то в том, что деятель действует не в вакууме, а в среде, и в нашем случае его поле деятельности — дети.
И тут происходит вот что. Деятельный родитель переносит на свои отношения с ребенком отношения «начальник — подчиненный» из взрослого мира. Представьте: вот стоит большой сильный мужчина (или большая сильная женщина), вооруженный опытом руководства. Он или она исполнены мощной, непробиваемой логикой здравого смысла. А рядом — маленькое слабое существо, которое и двух слов (как надо) связать не может!
Ясно – необходимо «разумное» руководство ребенком по пути к намеченной цели — культуре. А раз так — необходим конкретный результат (требует же с него (нее) начальник выполнения плана!). Ох уж этот результат! Помню, как в начале поприща я волновалась, что некоторые дети не успевают справляться с заданием. К концу урока я боязливо оглядывала «результаты» наших трудов и думала: «Все, сейчас придут, станут упрекать меня в нерадивости или просто смотреть с неодобрением». Со страху я долепливала за детей их работы, доводила до приемлемого вида. Испытывая неловкость перед детьми, я торопила их, вмешивалась бесцеремонно в их дела, утешаясь тем, что я поступаю так во имя их спасения. Родители, они ведь тут же валят на ребенка: бездарный, руки непослушные и т. д. А если я за них долеплю — упреков не будет. Я напоминала сама себе няньку, которая все доедает за вверенного ей ребенка, чтобы хозяева не ругали. И ребенка учит, таким образом, лгать. Зато все шито-крыто.
Намерения были хорошие — хотелось, чтобы родители поверили в своих детей, а это, в свою очередь, придало бы уверенности детям.
Однако путь был ложный. К счастью, я быстро поняла это. И перестала испытывать зависимость от родителей. Это сделало меня свободной, придало мне силы и уверенности в отношениях с детьми.
Тогда же, в начале работы, был у меня анекдотический случай. Четырехлетний мальчик Андрюша Ч. не ходил ни на один урок. Только на лепку. Чем же его прельстил именно мой предмет? А вот чем. Он усаживался, раскрывал коробку, доставал один брикет, разминал его и обмазывал пластилином ладони. На этом его деятельность кончалась.
В конце учебного года папа Андрюши преподнес мне цветы. «Вы не представляете, как я вам благодарен,— сказал папа без тени иронии,— это единственные полчаса в день, когда я могу посидеть спокойно».
Откровенность Андрюшиного папы умилила меня. Теперь-то я, УВЫ, понимаю, что многие родители водят в студию детей просто для того, чтобы самим с ними не заниматься. Говорят: «Что вы, я технарь, я в музыке не разбираюсь, вы уж тут сами». Или: «Я человек сугубо мастеровой, в ваших премудростях ни бум-бум». Или: «Дома мы не занимаемся, некогда, если б дома занимались, к вам бы не водили — на что время и деньги тратить?»
А одна мама вот что сказала на собрании студии: «Я очень благодарна всем педагогам за то, что вы высвободили время для общения с ребенком. Те два часа, что мы тратим с Леночкой на дорогу в студию и обратно,— это наше единственное свободное время. Шесть часов в неделю мы разговариваем, играем, и она даже стала спокойней, ночью спит лучше».
Грустная правда. Замотанные родители, они только и успевают забрать ребенка из сада, отвести в студию, оттуда — домой, дома — ужин, «Спокойной ночи, малыши» — и в постель. Утром — в сад. Не у всех же есть бабушки…
А ведь иному ребенку вместо всех студий и садов достаточно одного взгляда матери, который не в силах заменить все педагоги, вместе взятые.
БЕЗБЫТНЫЙ КРОКОДИЛ В СТРАНЕ ОЖИВЛЕННЫХ СЛОВ
— В обществе Алешеньки мне некомфортно, я не умею играть с ребенком, чувствую, что от меня исходит флюид растерянности, мрачности, пытаюсь подавить в себе это, но ведь вы сами говорите, что ребенок все равно все ощущает. Я — человек безбытный, до рождения сына я занималась наукой, теперь мне приходится раздваиваться. И с наукой становится сложно — не могу отдаваться ей целиком, а с сыном — вообще полный дискомфорт. Поэтому и вожу его издалека, чтобы мальчик мог хоть два раза в неделю побыть в нормальном обществе. Ведь он у меня невротизированный. Вы этого не находите?
Мама Алеши отлавливает меня в перерыве между занятиями и буквально прижимает к стенке. За ее массивной фигурой мне не видно ни детей, ни родителей, а у многих из них есть ко мне вопросы. Мама Алеши представитель распространенного ныне типа родителей, которые ходят заниматься в родительский университет, посещают лекции на тему «Преодоление конфликтных ситуаций в семье…». Она напичкана наукообразной терминологией, она «профессор» в области детской психологии. Чему же она хочет научиться, посещая лектории и университеты? А вот чему: естественному, живому общению со своим собственным ребенком. Оказывается, этому надо учиться!
— Кубков — вы не знаете Кубкова? — сказал на предпоследнем занятии, что эмансипированная женщина подобна крокодилу. Вот я как раз и есть та самая женщина-крокодил, безбытный крокодил, одинокий. У нас с Алешей не оказалось нужного круга общения, мы с ним никак не можем социализироваться.
Только что кончилось занятие в Алешиной группе. Мы играли в железную дорогу, ездили по вылепленным рельсам в вылепленном поезде в Страну Оживленных Слов. Это вот какая была страна. Стоило тебе произнести «заяц», и тут же перед тобой «очутился» заяц, можешь его за уши потрогать. Или скажешь «свинорыбка», и тут же перед тобой появляется свинья, только вместо ног у нее рыбьи плавники.
Алеша — худой, прозрачный, напоминающий остов перезимовавшего под снегом листа, все ребрышки просвечивают — ведет паровоз в волшебную страну.
– А эта страна — навсегда? – спрашивает, открывая шлагбаум.
Я успокоила Алешу, что страна наша никуда не денется, в крайнем случае, если пассажиры захотят выйти прогуляться, в следующий раз мы их призовем известным нам способом.
А способ у нас вполне надежный: мы «оживляем» с помощью лепки.
Нельзя сказать, что Алеша простой ребенок. Он немногословен (в отличие от мамы), вдумчив не по годам (а кто определил возрастной ценз вдумчивости?), у него слабые ручки и лепить ему нелегко, поэтому пока он в основном играет с тем, что вылепили другие дети. Кого можно назвать простым ребенком? Разве мы говорим: «О, это простой взрослый!» Напротив, чудо, что у такой взбалмошной мамы вырос спокойный улыбчивый мальчик. Как это получилось? А может, и мама у него вполне нормальная, просто встречи со мной ее как-то возбуждают, у нее накапливается много вопросов или просто много мыслей, которыми ей необходимо поделиться, и в короткое время перерыва она судорожно комкает все в кучу?