Я неохотно согласился на предложение жены. Хотяинцевы встретили меня расспросами о моей больной и потом стали убеждать взять другого доктора, именно молодого штаб-лекаря Николая Игнатьевича Браилова. Я и прежде был знаком с ним, но мне не могло прийти в голову предпочесть неизвестного молодого врача знаменитому Арендту. По возвращении домой, я сообщил жене о предложении Хотяинцевых: она охотно согласилась довериться Браилову. Вечером он был у меня и на первый случай ограничился самыми обстоятельными расспросами больной. На следующее утро он обрадовал меня известием, что признаков чахотки у жены моей не находит, вопреки решительному диагнозу Арендта; причину же страданий приписывал отложению молока, нагнетающего на легкие. Прописав довольно сложную микстуру, он предварил о ее действии, которое было вполне благотворно. Дня через четыре больной видимо сделалось лучше; припадки стали ослабевать, вовсе прекратились; наконец, теплые ванны из обрезков кожи вполне излечили больную, еще недавно приговоренную к смерти. Никогда в жизни моей не видывал я такого быстрого и радикального излечения.
Глава IV
Увеличение репертуара моих ролей. — Уроки драматического искусства. — Мартынов и Максимов — мои ученики.
От семейного быта возвращаюсь к моей сценической деятельности.
В ту пору, хотя я не занимал амплуа первоклассных артистов, однако же, был не из последних. Репертуар мой значительно стал увеличиваться, так что в продолжении месяца мне приходилось играть раз по двадцати и более. Публика делалась ко мне благосклоннее; водевили мои немало способствовали ее задобриванию в мою пользу.
В 1832 г. был учителем драматического искусства в Театральном училище известный и даровитый актер Яков Григорьевич Брянский; но так как он был довольно ленив, то и просил себе у дирекции помощника, — выбор его остановился на мне. Директор, кн. Гагарин, предложил мне занять место репетитора по драматической части при училище, с производством 600 руб. ассигнациями жалованья. Такое предложение польстило моему самолюбию и значительно должно было пополнить мой домашний бюджет; я, разумеется, охотно согласился принять на себя эту должность. Брянский, как серьезный трагик старинной классической школы, был не очень приятен своим ученикам; он слишком строго и педантически с ними обращался, а потому-то молодой, веселый репетитор нового поколения, скорей им пришелся по душе. Брянский, представляя мне своих учеников, указал на одного белокурого мальчика небольшого роста, с оживленной, но довольно комичной физиономией, и прибавил вполголоса:
— Вот этот мальчуган учился у Каноппи живописи и просится перейти в драматический класс; я заставил его выучить одну роль, прослушал его, но, кажется, лучше ему оставаться краскотером, — выговор у него дурной, голос слабый и, кажется, из него толку не будет.
Этот мальчик-краскотер был Мартынов, которого вскоре, по моему ходатайству, уволили от занятий по декорационной части и перевели в драматический класс.
Воспитанниц тогда учила умная и весьма образованная актриса Марья Ивановна Валберхова, но недолго; едва-ли не через полгода и она, и Брянский отказались от своих должностей, и тогда мне одному поручено было учить и воспитанников, и воспитанниц. Я ревностно принялся за мою новую обязанность и ласковым своим обращением сумел привязать к себе своих учеников и учениц.
Максимову (который был в то время в числе моих учеников) тогда было лет 16 и в нем были видны некоторые задатки будущего jeune premier; ясное произношение, оживленная, веселая физиономия и ловкость ручались за его успехи в будущем; он довольно быстро понимал и усваивал делаемые ему замечания. Мартынов же, хотя и отличался подвижной, комической мимикой и натурой, но был несколько туг на понимание; а выговор, как говорил Брянский, был действительно, у него весьма неясный, так что требовал большой обработки и мне приходилось, зачастую, один какой-нибудь монолог заставлять его повторять по несколько раз. Из воспитанниц лучше других были: Кальбрехт — очень стройная и красивая девица; две сестры Степановы, Гринева, Бормотова (впоследствии по замужеству Громова), Федорова и Семенова.
Федорова, вскоре по выпуске из школы, перешла на провинциальные театры и долго на них с успехом занимала амплуа первых любовниц. Семенова же переведена была в Москву, поступила в оперу, была там несколько лет примадонной и считалась хорошей актрисой.