Нравственное чувство питает определенные мотивы поведения, которые реализуются в специфических поступках, и этот стиль поведения оформлен в более или менее ясный и общепринятый кодекс поведения, именуемый моралью. Согласно всем существующим канонам, обществанная мораль, питаемая нравственным чувством добропорядочных граждан, стоит, или по крайней мере, должна стоять на пути порока. Но к сожалению, гораздо чаще мораль бывает питаема чувством утонченного лицемерия и служит для порока изысканной приправой, придавая последнему особую пряность и неповторимый аромат. Вот над этой-то плутоватой, гниловатой моралью и надстроена формальная этика, то есть, общественные нормы поведения, которые, как и мораль, направленны исключительно на то, чтобы компенсировать разрушительность и необузданность человеческих страстей. Все эти предохранительные механизмы, однако, работают по принципу амбарного замка, который охраняет содержимое амбара исключительно от честных людей. Уж если кто-то захочет сожрать тебя с потрохами, то ни мораль, ни этика твоего врага не остановит и тебя не спасет. Уповать на десять заповедей можно с таким же основанием как уповать на действенность молитвы против бури, разрушающей твой дом. Заповеди сами по себе, а страсти сами по себе. Так было, так есть и так будет.
Все эти явления, связанные со страстями, ни в коей мере не должны касаться чувств ученого ибо все они алогичны. Мудрый человек, ученый, должен уметь побеждать собственные страсти собственным рассудком, а не теми жалкими инструментами, которые дает ему его несовершенное, неразумное, одержимое страстями окружение. Все, что основано на вере, на иррациональной, алогичной, априорной убежденности, должно миновать ученого. Ученый никогда не должен допускать такие вещи внутрь себя, если он желает оставаться абсолютно беспристрастным и сохранять логику. Таким образом моя личная мораль состоит в сознательном истреблении внутри себя всякой морали, а моя этика состоит в неподчинении никакой этике.
При этом я великолепно сознаю, что логика в отсутствии исходной цели абсолютно бесполезна, а сама по себе она этой цели дать не может. Разумеется, у меня как у ученого есть вполне конкретная и осязаемая цель — вырвать у природы как можно больше знаний, осмыслить их, систематизировать и по возможности избежать их тенденциозного толкования. Но если не обманывать себя и смотреть на вещи честно, то необходимо признать, что знания, как и логика — это не цель. Знания — это средство. Цель дает только страсть. И выходит, что знания, добытые учеными, будут использоваться для удовлетворения чьих-то порочных страстишек? Вот от этого мне иногда становится немного скучно и немного противно эти знания добывать, и это обстоятельство в значительной степени объясняет мою изначальную лень и тотальный скептицизм.
Вообще, недоверчивость и скептицизм — свойство моей натуры. Я никогда не мог принять на веру ту или иную этику или мораль, и поэтому с окончанием советской власти и связанной с ее наличием необходимости притворяться, я уже не скрывал, что я аморален как дворовый кот, и во всем, что не касается науки, ищу самую примитивную прагматику — как сожрать кусок мяса и вовремя удрать от собаки на дерево. Богатство и роскошь ученому ни к чему, но и бедность — тоже преизрядное свинство. Моя личная аморальная мораль предельна ясна: во-первых, ученый должен уцелеть и не дать себя сожрать. Пусть хищники съедят неученого кота — вон их сколько бегает. А ученый кот должен беречь себя для науки. Но с другой стороны, если ученый будет все время занят только собственным выживанием, у него просто не останется на науку времени. Это значит, что ученый кот должен суметь замаскироваться и спрятаться так, чтобы его не трогали, и ни в коем случае не мявкать, когда псы рвут на части очередного неудачника. Мявканьем делу не поможешь. Сиди тихо и изучай процесс разрывания на части во всех животрепещущих деталях, не высовываясь из безопасного угла. Ученый-человеколюб, прививающий вирус лично себе в качестве эксперимента и умирающий от этого вируса, не закончив работу даже на треть, — это один из ярких примеров благонамеренного идиота. Ученый должен уметь договориться с властями и привить вирус отнюдь не себе и не своему человеколюбивому коллеге, а осужденному на смерть убийце, коих всегда хватает. Уж если ты ученый, изволь уметь обеспечить свою науку всем необходимым расходным материалом, а не использовать в качестве оного собственное тело.
Что же касается словосочетания «ученый-патриот», я его считаю абсолютным нонсенсом. Либо ты ученый, и тогда тебя занимают исключительно проблемы науки, у которой нет ни границ, ни национальностей, и ты из всех мест жительства предпочитаешь то, где тебе как ученому создают наилучшие условия. Либо ты патриот, и ты заставляешь ученого работать на свой народ и свое правительство. Коммунисты во всех книжках писали, что И.П.Павлов категорически не хотел уезжать из России. А потом выяснилось, что коммунисты, как и все прочие политики, врали про Павлова, как и про всё остальное, не боясь греха. Выяснилось, что Павлов категорически потребовал от коммунистов обеспечить ему необходимые условия для работы, угрожая уехать из страны туда, где ему дадут возможность продолжать заниматься физиологией ВНД. Только после этого ему дали лабораторию в Пулкове. Хорошо, что не убили. А может, и убили. Что-то подозрительно он как-то скончался от пневмонии, уже почти выздоровев, после того как лечивших академика питерских врачей неожиданно сменили на московских. И Бехтерева, скорее всего, тоже убили, после того как он пообследовал Сталина и назвал его сухоруким параноиком. Тимофеев-Ресовский оказался менее терпелив и более умён. Он предпочел остаться в гитлеровской Германии и заниматься там генетикой. Когда Сталин решил поссориться с Гитлером, Тимофееву-Ресовскому было велено возвращаться назад, но он мудро послал на хуй советскую родину вместе с любимым вождем, товарищем Сталиным, и назад не поехал. За это он потом сидел в лагерях, а советские ученые-патриоты до конца жизни не подавали ему руки и гнушались его обществом, хотя как ученые они ему и в подметки не годились.
Вот, памятуя все подобные перипетии, я еще и еще раз повторю: мораль — это вещь глупая, уродливая и не менее бесчестная по своей природе чем порок, которому она по видимости противостоит. Хотя все прекрасно понимали и продолжают сознавать, что противостояние морали пороку в высшей степени условно, никто не торопиться заменять мораль на этом поприще чем-то другим, вероятно по той простой причине что всё остальное не только не способно противостоять пороку, а напротив, активно и взаимовыгодно с ним сотрудничает. Таким образом, хилое и анемичное нравственное начало, с трудом проращиваемое в добропорядочных гражданах лживой общественной моралью, так и не стало реальной движущей силой общества, но общество такое положение дел до сих пор вполне устраивало, и мораль продолжает использоваться для взращивания нравственных чувств и по сей день. Мораль, таким образом, выполняет в обществе ту же роль, что и дерьмо в огороде — она грязна, черна и нехорошо пахнет, но при этом она все же кое-как питает, стабилизирует и удобряет нравственное начало в общественном сознании. Однако, ведь никому не придет в голову залить грузовик дерьма, например, в синхрофазотрон. Уж что-что, а дерьмо там явно лишнее. Точно так же и мораль является субстанцией, совершенно излишней в науке, а когда она туда просачивается, то оказывает такую же пользу, какую оказывает дерьмо, просочившееся в синхрофазотрон.