- К сожалению такой, Галя, такой! – в каком-то сумасшедшем исступлении твержу я. Если бы ты сейчас кричала, рыдала, осыпала меня проклятьями – мне было бы легче. Пойми, я не могу, не могу оставить тебя в живых!
- Родная кровь! Гены, - лениво бросает Марат, поднимая чемодан. И тут же недовольно ворчит, дёргая дверь: - Что за чёрт?
- Дверь заперта снаружи, - я ударяю кулаками по дереву и внезапно замечаю, как в щель сочится что-то густо-маслянистое.
- Бензин!
- Какой бензин? – тянет Марат, ещё не веря в окончательное поражение…
***
Лабораторию заволокло дымом, ты надсадно кашляешь где-то совсем рядом, но глаза щиплет, и я ничего не могу различить. Кряхтит, закрывая лицо, Марат. Внезапно с треском прямо в пламя вылетает дверь, внутрь врываются Круглов и Нушич во главе с Майским.
- Не дёргаться никому!
Майский скрутил Марата, я снова ощутил нацеленный на меня ствол – на этот раз Айзека.
Круглов видит перед собой только тебя. Удостоверившись, что ты жива, каким-то ножом начинает вспарывать верёвки, не закончив, яростно оборачивается ко мне:
- Повезло тебе! Я бы тебе башку за неё открутил прямо здесь, Понял?! Пошёл!
- Пошёл!
Последнее, что я вижу из-под руки Нушича, - как Круглов помогает тебе подняться, снова на мгновенье приобнимая.
***
POV Нушич.
- Я забираю у вас задержанного.
Оба синхронно встают. На лицах – тщательно сдерживаемая злость.
- В смысле? – Рогозина ведёт себя так, будто ничего не произошло. Не даром про её выдержку ходят легенды.
- Как важный эпизод в деле о сербской компании «Mladiz» и контрабанде.
- Значит, так. – Её глаза почти чернеют. – Пока мы не получим от него признание в убийстве Флягиной, он никуда не поедет. Делайте что хотите.
- Я предвидел это, - улыбаюсь, не в силах скрыть уважение. – Что ж… Олег Георгиевич? Так как вы и предполагали, у меня возникли некоторые проблемы. Хорошо. Пожалуйста, - с усмешкой передаю трубку Рогозиной.
- Да, Олег Георгиевич.
***
POV Круглов.
- Машина Нушича упала с моста, Марат погиб, а Нушич в больнице. Его переводят в Сербию, лечиться домой, - твой голос звучит почти как обычно.
Я тревожно переглянулся с Майским, постарался как можно непринуждённее ответить:
- Я с этим Нушичем сразу всё понял. Гнусная тварь.
Серёга тоже не спешил расслабляться. Самый скользкий вопрос он взял его на себя.
- Что теперь?
- Лаборатория сгорела, - снова ты говоришь ровно. Как будто это рядовое преступление. Как будто ты чуть не сгорела вместе с этой лабораторией! – Прямых улик нет. Дело Флягина мы раскрыли, а в министерстве дали понять, что об остальных преступлениях, похоже, придётся забыть. Дело толстых закрыто! – ты незаметно повышаешь голос, с досадой щуришься. Мы понимаем, что ты подходишь к самому больному. Я вижу по Серёге, как он готов прервать тебя, не дать тебе самой вновь растереть эту рану солью. Но мы не можем тебя остановить…
- Сообщника Марата… Илью Полозова… отпускаем. За недостатком улик. – Голос становится усталым, тяжёлым, уязвимым. Как хорошо, что Нушич этого не слышит. За что тебе это, родная моя? Влюблённый сыщик необъективен…
Ты, хлопнув по столу, быстро уходишь прочь. Я догадываюсь, куда ты идёшь. Должность обязывает тебя принести задержанному Полозову официальные извинения.
Я не могу снова оставить тебя одну.
***
POV Илья.
Ты пришла сюда не просто так. Ты пришла ко мне.
Открытая улыбка, ни доли иронии:
- Галь!.. Я же говорил, что не виноват! – подойти ближе, понизить голос, естественно ускорив темп речи: - Я зайду вечером, нам надо поговорить…
Нужен непосредственный контакт. Задеть, прикоснуться, чуть сжать локоть. Я сразу заметил, что ты очень тактильный человек. Это, кстати, одно из немногих твоих слабых мест, и оно с первых мгновений было мне на руку.
Только сейчас я никак не ожидал такой резкой перемены. Я же помню твою дрожь от моих прикосновений, еле сдерживаемое желание ответить. Я же вижу, ощущаю памятью, что вместе с болью мои ладони обжигают тебя золой страсти. Ну же… Нажать…
- Руки!
Твой звенящий калёным железом голос запаздывает всего на секунду. Однако этой секунды достаточно, чтобы понять: ты хотела, чтобы я дотронулся до тебя ещё раз. Ты хотела ещё раз почувствовать тепло мужчины, которому сумела вскружить голову. Неосознанно, наперекор своей гордости, ты наслаждалась этой секундой.
Ты в этом не признаешься – никогда и никому. Тем более, самой себе.
Я мог сделать то, что сделал дальше, из жестокого интереса, от азарта психолога, почти справившегося со сложнейшей задачей.
Я мог промолчать и уйти, исчезнуть из твоей жизни без прощальных слов.
Я мог прекратить причинять тебе боль, резать по живому. И тем не менее…
Я сделал то, что сделал, потому что не справился с задачей. Со сложнейшей задачей. Эту партию я проиграл в самом начале.
Да, я сумел сделать так, что ты влюбилась в меня. Не кто-нибудь, а именно ты! Ты, грозная и неприступная для всего мира полковник Рогозина, стала для меня нежной Галочкой. Я готов был праздновать победу, самую крупную победу в своей жизни, я чувствовал себя перешагнувшим грань человеческих возможностей – потому что ты представлялась мне сверхчеловеком! Но я проиграл. Нелепо, нелогично, вопреки расчётам и здравому смыслу.
Я сам тебя полюбил.
Я кричал тогда искренне.
- Галь… - ты отворачивалась, уходила! – Галя! Я не смогу без тебя! Галя, ну теперь ты мне веришь?
Я понимал, что кредит доверия исчерпан, что я для тебя – отыгранная карта. И вместе с тем я знал, что этот лист жизни ты никогда не сможешь перевернуть. Ты будешь возвращаться к нему снова и снова – долгими, одинокими ночами.
Я понимал, что не поможет уже ничто. Но бесконтрольно выкрикивал острые, точно в цель жалящие слова, ещё надеясь…
- Мне ж больше ничего от тебя не надо, Галя! Посмотри на меня, Га-ля!
Обернись, обернись, заклинаю! Это последнее средство, если сейчас я встречусь с тобой глазами, ты пропадёшь… Ты будешь моей! Ну же!
- Пошёл вон отсюда…
Всё испортил Круглов, этот солдафон, который в подмётки тебе не годится. Мне хватило бы одной минуты, чтобы ты обернулась, чтобы ты опять превратилась в Галочку… Но в его тоне я уловил те же звенящие интонации, что у тебя:
- … пока цел!
Я слышал, как колотится его сердце, чувствовал, как сжимаются кулаки. Я видел его лицо – слишком близко. Но не это я хотел видеть, не это…
Ох, сколько бы я сейчас отдал, чтобы видеть твоё лицо! Сколько бы отдал! Заставить плакать саму Рогозину!
Думаешь, ты отвернулась, и я не заметил твоих слёз? Да их и не было как таковых, тут сильнее само состояние, сам факт. Ты отвернулась, ты выдала свою слабость. Я уверен, секунду назад, когда Круглов ещё не успел войти, ты была твёрже камня. Но сейчас!
Никогда нельзя поворачиваться спиной к хищнику. Ты позабыла это правило, потому что привыкла быть хищницей сама. А сегодня ты жертва, и я вижу, что ты плачешь.
Думаю, с третьего раза ты навсегда запомнишь, что совершать эту непростительную ошибку нельзя.
- Увести.
Майор, куда пропала вся злость? Где тот полный холодной ярости голос?
Только уходя, я понял: отдавая приказ, ты уже не думал обо мне. Твои мысли были только о ней – ведь она повернулась спиной и к тебе. Признайся: ты боялся увидеть её слёзы. Именно поэтому подходил так медленно – давал себе отсрочку, а ей – время справиться с собой. Трус. Трус!
Она потом повернулась к тебе – вполоборота – но задумайся, чего это стоит!
***
- Никогда не могла представить, что… - сглотнула, неосознанно дрогнули плечи. – Меня вот так можно использовать…
Глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться.
Ты невольно отмечаешь, какая же она красивая сейчас. Всё-таки женщину делает женщиной именно слабость. Мысленно проводишь рукой по её щеке, осторожно и нежно стираешь невидимые слёзы.