Когда все съехались, прибыла императрица с великими князьями, села играть в карты, а Ермолова поставили от нее шагах в четырех, впереди всех вельмож, стоявших вокруг государыни; тогда я только догадался, к чему сего адъютанта готовили.
Маскерад был чрезвычайно великолепен; более двух тысяч человек было в богатых костюмах и доминах. Большая длинная овальная галерея к одной стороне огорожена была занавесом, а в другом конце сделан был оркестр пирамидою, убранный с великим вкусом; более было ста музыкантов с инструментальною, духовою, роговою и вокальною музыкою, управляемою майором Росетти, всегда находившимся при князе; на самом верху пирамиды был поставлен в богатой одежде литаврщик-арап. Вся галерея освещена была висящими гирляндами вдоль и поперек, на которых поставлены были свечи.
Две пары танцевали кадриль: князь Дашков с княжною Барятинского, в первый раз показавшеюся в публике и удивившею всех своею красотою, а особливо ловкостью и гибкостью своего стана (которая после была замужем за князем В. В. Долгоруким[71]). Она одета была просто в белом платье, а кавалер ее сверх мундира в белой домине. Вторая пара была графиня Матюшкина (которая после была замужем за графом Вильегорским), кавалер ее был граф Г. И. Чернышев, обе пары танцевали так, что я в жизни моей лучших танцовщиков не видал.
Когда настало время ужина, хозяин доложил о том императрице; лишь только она подошла к занавесе, как она была поднята, и явился стол, богато убранный, как бы некоторым волшебством. Она [императрица] кушала за особым круглым столом с великими князьями, статс-дамами, камер-фрейлинами, чужестранными министрами и некоторыми самых первых степеней кавалерами; вокруг сего был поставлен в полциркуля другой большой стол, так что сидящие за оным обращены были к ней лицом; в то же время в одно мгновение внесено было до сорока малых столов, каждый о двенадцати кувертах, убранных и освещенных. Перед тем как императрице встать из-за стола, все они были вынесены и в один миг исчезли, равно и завеса опустилась. По некотором времени императрица с великими князьями изволила отбыть. Маскерад продолжался до трех часов.
На другой день новый фаворит занял во дворце обыкновенные комнаты, где они все пребывали, и пожалован был флигель-адъютантом ее величества[72] и Станиславским кавалером; чрез несколько дней генерал-майором и кавалером Белого Орла; таков был ход всех фаворитов.
На исходе сего года мать моя скончалась, а сестра моя, Александра Николаевна, выпущена была из Смольного монастыря; мне поручено было ее принять и привезть к отцу моему в Могилев, для чего князь отпустил меня бессрочно в отпуск. После уже я по должности в Петербурге не бывал, ибо в 1785 году пожалован я был секунд-майором к иррегулярным войскам[73].
[1786]. В мае 1786 года Ермолов вышел из фавора; дано ему было в Могилевской губернии шесть тысяч душ, а на место его поступил Александр Матвеевич Мамонов, бывший мой товарищ.
В 1786 году С. К. Вязмитинов, бывший тогда бригадиром в Вологодском пехотном полку и квартировавший тогда в Могилеве, женился на моей сестре Александре Николаевне; зять мой представил мне, какое несчастие быть майором и не знать службы, что, когда я буду определен в полк, то начальниками не буду рожаем, а еще того хуже, подчиненными презираем, почему предложил мне учиться у него в полку службе; на что я с большим удовольствием согласился. В мирное время полки входили в лагерь 15 мая, а в квартиры выходили 15 августа. Я перешел жить в лагерь и в первой роте считался за прапорщика сверх комплекта; нес всю службу простого офицера, ходил в караулы, дежурил, и капитан Дрейер, командовавший первою ротою, в угодность зятя моего поступал со мною так строго в учении, что я вскоре узнал фруктовую службу; при исходе лагеря, я при полку исправлял майорскую должность и мог уже без стыда быть определен в полк и с честию удержать свое звание.
В 1786 году отобраны были от малороссийских монастырей деревни; из оных набраны были рекруты, и сформированы десять гренадерских полков четырехбатальонных. Сибирский гренадерский поручен был зятю моему, и я в оный был определен[74]. В Белоруссии полки были под начальством князя В. В. Долгорукого, которого команда была очень для молодых людей приятна, ибо вместо строгих смотров он желал только в лагере праздников, забавляя тем свою жену, на которой тогда только что женился. Всегда заранее извещал, когда который полк будет смотреть, и для того полковники приготовляли праздники, иллюминации и фейерверки, и один другого хотели перещеголять. Но более всех в том успел Кинбурнского драгунского полка полковник Юшков: он построил галерею, в которой было около четырех тысяч восковых шкаликов; каков же полк был в учении, умолчу, ибо, употребляя лагерное время на устроение такой галереи, мало оставалось на учение.
71
Здесь и далее Л. Н. Энгельгардт делает распространенную ошибку. На самом деле фамилия князя, как и других многочисленных представителей этого рода — Долгоруков (а не Долгорукий, как в тексте).
72
Флигель-адъютанты ее величества были полковники, но они сохраняли свое звание, даже быв в генерал-майорском чине. У них был особливый мундир с шитьем и аксельбантом с вензеловым именем императрицы: впрочем, они могли носить мундиры всей армии. Чтобы быть флигель-адъютантом, надобно было иметь великий фавор; право их было по желанию оставлять свои полки или бригады во всякое время, даже и в военное, объявя только начальнику, командующему тою частию войск, в которой состоят под командою, что едут к своей должности ко двору. По службе это было большое злоупотребление: при малейших неудобствах всегда сии флигель-адъютанты пользовались сею несправедливою привилегиею.
73
В течение сего времени случилось следующее происшествие: фрейлина Эльмт, г-жа Дивова, брат ее, флигель-адъютант князя Потемкина, граф Бутурлин и некоторые другие сделали на многих знатных людей сатиру в рисунках с острыми, язвительными и оскорбительными надписями для многих лиц, в которых не пощажена и сама императрица (По свидетельству Ш. Массона, «среди них была одна, на которой Екатерина, изображенная в неприличной сладострастной позе, заставляла своего сердечного друга, графиню Брюс, делать перед собой различные телодвижения. На другой, столь же непристойной для восемнадцатилетней барышни, был изображен лежащий на софе Потемкин, а перед ним три его племянницы, тогда девицы Энгельгардт, а теперь графиня Браницкая, княгиня Юсупова и графиня Скавронская: казалось, что эти три полуголые богини жестами и выразительными позами выставляли напоказ свои особые прелести, оспаривая друг у друга победу над своим дядюшкой» (Массон Ш. Секретные записки о России. М., 1996. С. 153).). Долго не находили сочинителей сего пасквиля, а в удовлетворение более потерпевших бесславия оный сожжен был на эшафоте палачом. Но по некотором времени парикмахер, убирая фрейлину Эльмт, понадобилась ему бумага на папильйоты, взглянул в угол, и видя разорванные лоскутки бумаги, но взявши их, увидел рисунки лиц, подобрал все и представил обер-гофмаршалу, который узнал ту сатиру, надписанную рукой фрейлины Эльмт, донес императрице, почему и открылись все авторы. Фрейлину Эльмт, как говорили, обер-гофмейстерина высекла розгами, и отправлена она была к ее отцу в Лифляндию. Дивова с мужем удалены из столицы; граф Бутурлин отставлен с запрещением въезжать в местопребывание государыни. Всех острее изображен был Безбородко, недавно пожалованный графом, держащий книгу с надписью: «Le comte nouveau relié en veau» (Не вполне ясная игра слов, вероятно, основанная на том, что французский глагол relier означает и связывать, и переплетать; буквально эта фраза переводится так: «Новый граф переплетен в телячью кожу»
74
А. Ф. Ланжерон писал: «В России офицер может служить где хочет; если один полковой командир слишком строг, если место расположения его полка не нравится, то офицер посылает прошение в Военную коллегию и переходит в другой полк по своему желанию. Полковые командиры, переменяя полк, берут с собой в свои новые полки офицеров полка, который они оставляют. Офицеры, изгоняемые полковыми командирами из одного полка, переходят в другой» (Русская старина. 1895. № 5. С.185).