Наконец было решено перейти от слов к делу.
— Садитесь. По заданию Сокольского горкома партии и горкома комсомола нами была создана оперативная группа из комсомольского актива города. В четверг на прошлой неделе эта группа установила за вами наблюдение, когда вы направились с автовокзала на центральное кладбище. Вы оставались на кладбище с 9 часов утра до 13 часов 25 минут. При этом вы надели зеленое цветное облачение поверх вашей священнической черной одежды, вы махали кадилом, из которого постоянно шел дым, и пели религиозные песнопения. Когда вы пришли на кладбище, вас уже поджидала у ворот группа из семи человек, потом вокруг вас собралась толпа до 18 человек, состав которой постепенно менялся. Один мужчина и три или четыре женщины из этой группы стали помогать вам в пении и постоянно сопровождали вас по кладбищу. Нам уже удалось установить фамилию, имя, отчество и место жительства двух из них, надеемся выявить и остальных, с ними тоже будет проведена соответствующая работа. Комсомольцы сделали во время вашей службы фотоснимки, лица на фотографиях не все можно четко различить, но все же они позволяют неопровержимо доказать факт проведения службы под открытым небом вне ограды молитвенного здания без разрешения
26
или даже уведомления местного Совета. Вы систематически злостно нарушаете действующее в нашей стране законодательство о культах, о чем вам было сделано несколько официальных предупреждений. Обо всем сказанном составлен соответствующий акт с подписями всех восьми членов оперативной группы, к акту приложены фотографии. В ближайшее время вы, члены исполнительного органа Ильинской церкви и помогавшие вам в исполнении религиозного обряда лица будете приглашены для повторной беседы, потом вы все будете привлечены Сокольским райисполкомом к административной ответственности. Опровергнуть доказательства вам не удастся.
— Зачем же так сложно? Зачем было восемь человек от работы или учебы отрывать и посылать их несколько часов следить за мной? Я могу представить вам все эти "неопровержимые оперативные данные" без всякого комсомольского актива. Когда я в следующий раз пойду служить панихиду или отпевать кого-то на центральном кладбище, я предварительно позвоню в райисполком и приглашу на службу всех сотрудников, которым нечего будет делать в это время. Если кто-либо из вас пожелает помочь мне в пении, я принесу свои тетради, в которые переписан чин отпевания мирян и которые я всегда раздаю на кладбище людям, соглашающимся помочь мне в службе. В тот день, о котором вы говорили, все пели тоже по моим тетрадям: требников, к сожалению, не хватает. Законодательство в тот день я ни в чем не нарушил и твердо обещаю впредь не нарушать, служба на кладбище и в крематории никогда за последние 50 лет не была запрещена на всей территории РСФСР. Давайте посмотрим по законодательству.
— Вологодский облисполком и Сокольский райисполком подобные службы категорически запрещают. Мы такого законодательства, о котором вы говорите, не знаем.
— Законодательство у нас одно. Оба ваши довода не имеют никакой силы. Во-первых, местные органы власти не вправе ограничивать, изменять или отменять постановления вышестоящих ор-
ганов власти. Я основываю свои действия на общеизвестном постановлении ВЦИКа и СНК от 8 апреля 1929 года в редакции Указа 1975 года. Во-вторых, как вам известно, никто, а особенно представители власти, не могут оправдать свои незаконные действия ссылками на незнание законодательства, то есть попросту на свое невежество. Мы с вами читали и обсуждали статьи 58,59 и 60 указанного постановления уже несколько раз, предлагаю проверить еще.
27
— Не может быть, чтобы вы один знали и исполняли закон, а больше никто не знал и не исполнял. У нас во всей области никогда такого не было. Уполномоченный нам ясно разъяснил, что любые службы под открытым небом категорически запрещены, особенно в местах преимущественного скопления народа, например на кладбищах. Вы не отказываетесь подтвердить все, что записано в акте и изложено вам?
— Конечно, нет. Факты в основном переданы верно.
— Вот вам ручка и бумага. Прошу вас написать возможно более подробную объяснительную записку и отразить свое отношение к нашему сегодняшнему разговору. Также прошу пояснить, когда вы приняли решение совершить указанный обряд на кладбище, с кем вы заключили соглашение, получали ли вы за указанный обряд деньги и в какой сумме, передали ли вы полученные деньги исполнительному органу церкви или оставили их себе. Укажите имена лиц, которых вы привлекли к совместному пению, мы их все равно уже знаем, и поясните, была ли об этом предварительная договоренность с ними. Передавали ли вы им часть полученных вами денег? И насчет тетрадей тоже поясните: это распространение религиозной литературы.
— Писать ничего не стану, все действия законны, требы всегда совершаю по квитанциям, денег за требы не беру, вы сами это неоднократно проверяли. Комиссия райисполкома, которую вы возглавляете и которая намерена в ближайшие дни вызвать и выслушать меня и каких-то прихожан, не имеет полномочий вызывать на свои заседания священнослужителей и давать им какие-то разъяснения или рекомендации по требоисполнению, а также налагать на них взыскания. Так что на комиссию я не приду. Согласен устно подтвердить в присутствии любого числа свидетелей, что и в дальнейшем буду совершать панихиды и отпевания на всех без исключения кладбищах района, впрочем, как и соседних районов, где нет церквей, ибо это мой пастырский долг. Не возражаю, если вы пригласите сейчас сюда работников милиции или прокуратуры подтвердить содержание нашей продолжительной беседы. О законности моих действий и о полномочиях комиссии, возглавляемой вами, прошу проконсультироваться у В.П. Николаева, уполномоченного Совета по делам религий по нашей области.
— Мы предварительно имели с ним подробную беседу и действовали с его согласия. Он в отъезде, но когда вернется, мы
28
ему обо всем доложим. Безусловно, он лишит вас регистрации. Могу добавить, что даже епископ во многом не одобряет ваши действия, Николаев беседовал с ним. Больше в нашем районе вам не служить, наконец-то мы от вас избавимся.
Потом была не очень легкая и не очень приятная беседа с секретарем епархиального управления, потом с уполномоченным. Здесь был выдвинут еще один довод.
— Хватит нам показатели по отпеваниям поднимать, и без того Вологодская область дает самые высокие цифры в сравнении с несколькими соседними регионами. В вашем приходе почти вдвое возросло число крещений за год, значительно возросло И, число других треб. Вы думаете, что если епископ объявил вам за это благодарность, то вам уже все разрешено? Вы можете очень скоро оказаться за пределами не только Кадникова, но и Вологодской области. Нам такие передовики не нужны. Вы недавно появились в епархии и уже устанавливаете свои порядки, вносите анархию в нашу работу. Мы этого не позволим. Повторяю, службы под открытым небом давно и повсеместно запрещены. Правда, иногда некоторые священники и до вас пытались тайно проводить службы на кладбищах, но мы быстро нашли на них управу. Не сомневайтесь, найдем и на вас, если не прекратите.
Опасаясь, что уполномоченный прибегнет к дезинформации, я подробно описал все разговоры во всех инстанциях (кроме епархии) и отправил жалобу в Совет по делам религий. Ответа я не получил (впрочем, это учреждение вообще ни разу не ответило ни на одно мое обращение к его чиновникам, ни до того, ни после), но уполномоченный к вопросу об отпеваниях и панихидах больше не возвращался, хотя я продолжал служить, словно никаких вызовов и угроз не было. Только однажды, когда указом правящего архиерея я был переведен из Кадникова в один из самых малолюдных приходов — Ламаниху ("Я сделал это, чтобы вывести вас из-под удара", — пояснил архиерей свой указ), уполномоченный позволил себе полюбопытствовать: Ну как, теперь успокоились?". А еще через несколько месяцев ^Сообщил начальнику Вологодского УВД, что, уезжая из Кадникова, я украл из церкви десять икон и несколько книг. Но когда следователь (или сотрудник ОБХСС, точно не знаю) привез Меня в Кадников, девять из этих икон висели и стояли на своих местах, десятая была на свечном складе. Книги тоже никуда не пропадали[11].