– И что ему нужно? – спросил я, а потом до меня дошло, и я расстроился: – О, нет! Парень пишет из Пентонвиля. Надежды отца не оправдались? Он попал в тюрьму?
– Хуже того: он приговорен к смерти и будет повешен через пару дней. – Детектив передал мне письмо. – Просит о встрече.
День выдался ясный и приятный, явно обещавший обновление природы, которое всегда сопровождает наступление весны. Однако по мере того как мы шли от экипажа к зданию тюрьмы Пентонвиль, серые здания, казалось, высасывали всю весеннюю прелесть из воздуха. Чем ближе мы подходили, тем внушительнее вырисовывалось впереди мрачное строение. Даже деревья, которым не повезло вырасти в тени этого здания, словно бы не заметили весну и все еще склоняли с отчаянием голые ветви. Нам с Холмсом несколько раз доводилось бывать в Пентонвиле, а через пару лет мы, как потом окажется, снова прибудем сюда, чтоб стать свидетелями смертной казни. Мне всегда казалось, что места могут впитывать боль и муки. Даже когда здесь не будет людей, тюрьма останется юдолью страдания.
Нас ожидали. Начальник тюрьмы встретил нас у входа, поприветствовал с кислой миной и сообщил, что казнь Джима Моргана состоится на следующий день на восходе солнца. Потом он предложил нам обращаться к нему, если что-то понадобится, и передал нас на попечение охранника, а сам вернулся в свой кабинет.
Мы пошли за нашим провожатым по лабиринту коридоров. В какой-то момент наша небольшая процессия миновала открытую дверь, за которой виднелся тюремный двор. Я лишь мельком глянул на него, но успел заметить, что в центре площадки соорудили виселицу. Какие-то люди ползали по деревянному каркасу, словно муравьи, опробовали механизм, чтобы на следующий день все прошло без заминок. Наконец – всего-то через несколько минут, хотя мне показалось, что прогулка тянулась куда дольше, – мы подошли к запертой камере, у которой дежурил охранник. Наш провожатый тихонько пояснил:
– Мы выставляем охрану рядом с камерами смертников, а то вдруг арестант начнет бузить или нанесет себе увечья, ну, вы понимаете.
Мы кивнули, а мне пришло в голову, что нелепо следить за здоровьем приговоренного к смерти. Я уже жалел, что согласился сопровождать Холмса в этом походе.
Охранник посмотрел в маленький глазок, а потом достал связку ключей из кармана униформы и открыл тугой замок. Раздался щелчок, дверь отворилась. Охранник вошел первым и жестом пригласил нас внутрь:
– Можете пробыть здесь, сколько захотите.
В первый момент мы будто оказались в кромешной тьме, и лишь через пару мгновений мои глаза привыкли к тусклому свету, проникавшему в камеру через крошечное окошко в дальней стене. В помещении стоял стол, на котором слабо горела свеча; рядом с ним размещался стул, а под окном – койка. Когда мы сделали шаг вперед, с койки поднялся человек и вышел к свету. Он был высок и худ, намного выше своего отца, которого я толком и не рассмотрел в единственную нашу встречу. Видимо, Джейми пошел в мать. Тюремная роба местами висела на нем мешком, а кое-где была явно коротка. Узник попытался заговорить, но из горла вырвался лишь хрип. Он откашлялся и попытался снова:
– Мистер Холмс? Доктор Уотсон? Спасибо, что пришли.
Он махнул в сторону койки и спросил, не хотим ли мы присесть. Холмс отказался, но велел молодому человеку самому опуститься на стул. Джейми сел на самый краешек, поджав ноги под сиденьем так, словно приготовился к прыжку.
– Спасибо, что пришли, – повторил он. – Я очень ценю ваше участие.
– Что мы можем для вас сделать? – спросил Холмс. – Ваше письмо весьма расплывчато. В нем вы сообщили, что находитесь здесь, и напомнили о моем разговоре с вашим отцом на вокзале. Мне кажется, он упоминал, что тогда вам было шестнадцать.
– Наверное, – кивнул Джейми. – Я не знаю точно, когда конкретно вы с ним встречались, но примерно в то время я и встал на тропу, которая в итоге привела меня в эту камеру. Я знаю, что вы пытались тогда помочь моему отцу, но, как видите, жизнь моя повернулась вовсе не так, как мечтал мой отец. Вы уже знаете, что он умер в тюрьме, и я, похоже, повторю его судьбу. Но нужно положить конец ужасной традиции, мистер Холмс. У меня тоже есть сын, и он не должен пойти по этой дорожке. Во имя той помощи, которую вы некогда оказали моему отцу, я обязан просить вас о том же.
– Я предполагал, – заметил Холмс, – что вы намерены убедить меня помочь в пересмотре смертного приговора. Я знаю лишь то, что прочел в газетах, но готов выслушать вас. Не могу отказать человеку за несколько часов до казни.
– Нет-нет, мистер Холмс, я действительно совершил то, в чем меня обвиняют. Я нахожусь тут по заслугам. Но нужно положить конец… проклятью, которое нависло над нашей семьей. Мой сын не должен закончить так, как мы с отцом! Наши жизни отравлены замыслами Мориарти, даже спустя годы после его смерти. Обещайте, что поможете, прошу вас!