Изысканно вежливая речь, с какой этот новоявленный политрук к нам обратился, и решение, которое он принял, свидетельствуют о том, что армии он никогда раньше не нюхал и о военном деле не имеет никакого понятия. Но храбрости ему не занимать.
- Мы, - показал он на своих бойцов, - сейчас пытаемся подкрасться к немцам и забросить в их танк гранату. - Он так и сказал - «Забросить в их танк гранату» - и для убедительности показал зажатую в ладони «лимонку». - А к вам у меня такая просьба. Вы побудьте немного здесь, а когда услышите, что мы действуем, откройте отвлекающий огонь. Интенсивный, пожалуйста. Чтобы немцы подумали, что вас тут не три человека, а минимум тридцать три.
- Но это безумие, товарищ политрук!..- вырвалось у меня.
- Почему же безумие? - спокойно возразил он. -Тут оставаться все равно нельзя. Тут они нас завтра всех перестреляют. Атак, может быть, получится, как в поговорке, только - наоборот, поле перейти - жизнь пробить... Значит, договорились?..
Не дожидаясь ответа, он пригнулся и, волоча полы своего реглана по стерне, побежал в сторону немецкого танка. Его бойцы безмолвной цепочкой последовали за ним, обреченно (или мне так показалось?) повторяя движения своего политрука.
Какое-то время мы следили за их перебежками, но они быстро пропали из виду. Ошарашенные внезапно явленным нам примером такой безрассудной, более того - такой нелепой отваги, мы еще долго таращили глаза им вслед и очнулись, лишь когда с той стороны донеслась резкая автоматная очередь, словно вспоровшая ночную тишину. Случилось то, что не могло не случиться. Немцы их обнаружили раньше, чем они успели что-либо сделать. Мгновенно вся округа озарилась вспышками осветительных ракет, ощетинилась беспорядочной автоматной и пулеметной пальбой, в которой наши одиночные «отвлекающие» выстрелы растворились бесследно. Минут через пять пальба в той стороне стала понемногу стихать, но вскоре возобновилась с новой силой, уже не оставляя никакой надежды на спасение группы политрука.
Мы немного еще постояли на опушке, а потом, не сговариваясь, молча побрели обратно в лес.
Сколько раз лес служил нам в те дни надежным укрытием, вырабатывая постепенно в нашей психике «комплекс окруженца». Я и сейчас - а ведь прошло почти пятьдесят лет - неизменно испытываю безотчетное беспокойство и неблагополучие, находясь на открытой местности, и сразу обретаю душевный комфорт под сенью деревьев. В тот раз мы опять долго продирались в темноте сквозь густые заросли и остановились, только забравшись в самую глухую чащу. Так, по крайней мере, нам тогда показалось.
Но когда рассвело и мир вокруг нас стал просыпаться, выяснилось, что мы у деревни, где, по нашим вчерашним наблюдениям, находился сильный немецкий гарнизон,- даже сюда время от времени доносились отголоски иноязычных команд, тарахтенье мотоциклов и какие-то неясные шумы.
Мы лежали на влажной земле возле поваленного дерева и, ежась от утренней стужи, по очереди дремали, стараясь не думать о голоде и о том, что немцы скорее всего посчитают нужным прочесать наш лесок. В предвидении этой неприятности я, пока Павел и Джавад похрапывали, сделал то, о чем никогда никому потом не рассказывал и что теперь, за давностью лет, наверно, уже не может быть воспринято даже придирчивым читателем как эффектная выдумка, рассчитанная на дешевую авторскую самогероизацию. А сделал я вот что. Я достал из кармана заранее припасенный для этой цели обрывок шпагата и привязал один его конец к спусковому крючку своей винтовки. Теперь, если угроза плена станет неотвратимой, я могу напоследок схватить свободный конец шпагата, сунуть дуло винтовки в рот и нажать на веревку ногой, чтобы спусковой крючок сработал. Другого способа застрелиться из винтовки, по-видимому, нет. А позаимствовал я его из какого-то романа, посвященного Гражданской войне.
Внезапно наш лес подвергается минометному обстрелу. Огонь ведется методично, по квадратам. Значит, немцы действительно засекли нас вчера вечером и теперь хотят выкурить. Значит, сейчас минометы замолчат и начнется прочесывание.
Так и есть - мины больше не рвутся, но слышно, как с запада к нам по широкому фронту приближается цепь вражеских автоматчиков. С небольшими интервалами, подчиняясь громкой команде, они веду^т плотный огонь. В воздухе стоит сплошной треск, пули свистят у нас над головой и мягко шмякаются в древесину. Кажется, еще немного - и мы увидим наступающих немцев в просветах среди деревьев. Что ж, если так, по нескольку выстрелов мы все-таки тоже успеем сделать...