— А и не надо охраны, — сказали мне. — Никто-о не убежит. Как только посмеет отделиться от колонны — тут ему и каюк. Местные жители крепко на них сердиты.
Немцев было множество — их заставляли восстанавливать то, что разрушили.
Мне довелось присутствовать на открытии памятника «Тысячелетие России»[133]. Когда-то эта величественная и вместе с тем изящная многофигурная композиция Микешина была украшением города. Арциховский любил водить нас вокруг памятника, объясняя, кто из деятелей русской истории изображен и почему именно так. Комментарии его были чуть ироничны, как и полагалось в те годы, когда отрицательно относились к царям и придворным. Например, Артемий Владимирович объяснял, почему Сусанин изображен коленопреклоненным — не сидеть же мужику рядом с боярами (и, кстати, почему на памятнике Мартоса[134] Минин стоит, а Пожарский сидит). Немцы разрушили памятник тысячелетия, но вывезти для переплавки (ведь сколько бронзы!) не успели. И крупные фигуры валялись на площади. Их простертые руки оказались воздетыми к небу, как бы взывая об отмщении. Так мы видим их на известной картине Кукрыниксов[135]. Понятно, что теперь большое значение придавалось восстановлению памятника. Его удалось собрать целиком, кроме надписей с именами изображенных. И вот я вожу вокруг памятника комсомольских секретарей, объясняю им, кто где изображен и почему именно так. Как последователь своего учителя. Но кто-то из слушателей уже вежливо меня поправляет, клоня к тому, что правители России, в общем-то, были хорошими. А я не спорю. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
На открытие ждали академика Грекова, но он не приехал, и собственно исторического введения не было. Речь на митинге произнес какой-то генерал-майор в голубых погонах — дельную, толковую. Потом в общежитиях был праздник, наверное — не без выпивки. Лекций, конечно, не было, и, бродя вокруг Софии, я увидел, что молодежь «гуляет» совсем по-деревенски. Молодые парнишки шли стайкой, впереди — гармонист. Орали непристойные частушки. Должно быть, эти приехали из деревни. Те, кто еще не дорос до призыва, помогали восстанавливать Новгород.
И еще одно впечатление. Приехав по командировке ЦК комсомола, я с первого дня стал для местного руководства «товарищем Рабиновичем из ЦК». Видит бог, лавры Хлестакова меня не прельщали. Но, как оказалось, жива еще была хлестаковская клиентура! На лекции меня сопровождала обычно очень приятная молодая дама — секретарь горкома комсомола. Иногда нам давали машину, а когда нельзя было проехать, приходилось месить осеннюю грязь, переправляться через развалины. Вот как-то, выбрав минуту, когда мы шли по относительно твердой дороге (может быть, это был кусок мостовой), она сказала, что имеет ко мне просьбу.
— Когда вернетесь в Москву, скажите, что видели меня здесь и кем я работаю. Ведь я — работник областного масштаба, в Москве меня знают. Напомните обо мне, пожалуйста!
Тщетно уверял я ее, что никого из московских руководителей не знал. «Ведь раз вас привлекли к этой работе, наверное, вас уважают. Скажите, не забудьте!» — прямо-таки местный Добчинский.
Пришла пора уезжать, и меня принял первый секретарь обкома комсомола Сехчин. Как раз в тот момент его обследовала какая-то комиссия, тоже комсомольская. Видимо, интересовались, как он наладил в разрушенном городе собственно учрежденческую обстановку. Входя, я услышал:
— И вели вынуть пружины из своего кресла, если не хочешь получить геморрой!
Сехчин, полный, статный мужчина старше меня, прервал этот разговор, выслушал, сколько и где я прочел лекций, и на прощание поинтересовался, какое впечатление произвел на меня город. И когда я сказал, словно сломался какой-то лед; он начал расспрашивать меня, как я думаю ехать обратно, и посоветовал:
— Через Чудово не ездите — там ждать поезда почти сутки. Езжайте через Ленинград — у нас прямой поезд, — а там зайдите в обком. Мы вам письмо дадим. Они все вам сделают. Сережа, распорядись, чтобы в столовой дали чего-нибудь на дорожку! Говорите, еще домашний запас цел? Вот как у нас принимают! Ну, не хотите — не надо.
133
Памятник «Тысячелетие России» (скульптор М.О. Микешин, архитектор B. А. Гартман) был открыт 8 сентября 1862 г. Высота памятника — более 15 м, деление монумента на три регистра позволило перевести на язык скульптуры формулу: «Православие, самодержавие, народность». В верхней части ангел, олицетворяющий православие, благословляет коленопреклоненную женщину — Россию. Второй регистр состоит из шести групп, каждая из которых представляет один из этапов в развитии российской государственности: от Рюрика на южной стороне до Петра I — на северной. Лента горельефа, идущая по кругу внизу, вмещает в себя всю историю России. Среди 109 фигур фриза — Петр I, Екатерина II, Александр I, А.В. Суворов, М.И. Кутузов, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Нестор-летописец, Максим Грек, Ермак и др.
В период нацистской оккупации демонтированные фигуры и рельефы памятника начали готовить к отправке в Германию, однако освобождение Новгорода Красной армией состоялось раньше. В разрушенном Новгородском кремле были обнаружены полузасыпанные снегом трехметровые фигуры верхних регистров. 7 ноября 1944 г. после проведения реставрационных работ памятник был вновь открыт.
134
Памятник Минину и Пожарскому, созданный И.П. Мартосом, был открыт в Москве 20 февраля 1818 г. Средства на памятник были собраны по всенародной подписке.
135
Имеется в виду картина Кукрыниксов (коллективный псевдоним М.В. Куприянова, П.Н. Крылова и Н.А. Соколова) «Бегство фашистов из Новгорода» (1944–1946). На ней изображены гитлеровцы с факелами, поджигающие постройки перед бегством из города. На снегу валяются бронзовые фигуры памятника «Тысячелетие России»; протянутая вверх рука одной из фигур словно взывает к отмщению.