Лицо обжигал пятидесятиградусный мороз. В разряженном воздухе стратосферы самолет летел с очень большой скоростью. Поднимаемые им воздушные вихри, заставили меня проделать несколько сальто. В темноте мелькнули силуэты прыгнувших за мной товарищей. Чтобы уменьшить скорость, я выдернул вытяжное кольцо секунд через восемь. И все же парашют открылся с таким сильным рывком, что я ощутил резкую боль в позвоночнике. Понятно! Мой вес со снаряжением составлял 155 килограммов. Замерзшей рукой я достал ракетницу, и зеленой вспышкой оповестил землю о том, что мой парашют открыт. Невдалеке вспыхнули еще шесть зеленых ракет.
Сильно раскачивало. Выключив фонарик и осветив квадратный купол парашюта, я убедился, что он в полном порядке. Меня раскачивали воздушные потоки, по-видимому вызванные недавно прошедшей в стороне грозою; вдалеке сверкала молния. Одежда покрывалась инеем. Это конденсировалась влага, успевшая накопиться, пока я был в тепле.
Внизу виднелись огни Саратова и различалась полоска Волги.
На высоте четырех километров я снял маску. Становилось тепло. Когда до земли осталось метров двести, я осветил ракетой степь и увидел, что опускаюсь в овраг - единственный овраг в этом месте. Надо же быть таким «счастливцем»! Но меня поднесло лишь к краю оврага, и я приземлился на скошенную траву. Мой шестьсот пятьдесят четвертый прыжок был окончен. С минуту я лежал, вдыхая аромат теплой степной земли. Затем дал о себе знать белой ракетой. Совсем близко так же сигналили Доросев и Иванов. Перекликаясь, мы нашли друг друга и уехали на подоспевшей машине.
Вскоре все семеро собрались у командного пункта. Благодаря хорошему расчету штурмана нам удалось приземлиться недалеко от места взлета. Я, как «тяжеловес», опускался быстрее остальных и приземлился через четырнадцать минут. Елена Владимирская, самая легкая из нас, пробыла под куполом парашюта на пять минут дольше. Точная обработка записей приборов показала, что групповой прыжок мы совершили с рекордной высоты 10370 метров. Прыжок Елены Владимирской зарегистрировали также отдельно, как всесоюзный рекорд для женщин.
Месяц спустя в Тушино состоялись третьи Всесоюзные соревнования по парашютному спорту. Их окончание ознаменовалось большим и радостным для меня событием. Решением Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта Василию Романюку, Елене Владимирской, Аркадию Фотееву, Глебу Освальду, Николаю Гладкову, мне и некоторым другим парашютистам было присвоено звание заслуженного мастера спорта. Такая высокая оценка нашего участия в развитии воздушного спорта взволновала нас и заставила еще раз задуматься над тем, в каком долгу находимся еще мы перед советским народом.
Прошло десять лет. Появилось новое поколение парашютистов, выросли замечательные спортсмены. Они установили много рекордов, накопили большой опыт международных соревнований. Эти соревнования, проходившие в напряженной и острой спортивной борьбе, показали, что парашютный спорт успешно развивается во всем мире, и - что особенно радостно - у наших друзей, в великой Китайской Народной Республике, а также в других братских странах, строящих социализм.
Умение управлять телом при длительном свободном падении стало достоянием не одиночек, а многих спортсменов. Большие заслуги в этом деле принадлежат заслуженному мастеру спорта Павлу Сторчиенко. Под руководством Василия Харахонова он давно научился легко преодолевать штопор и принимать по своему желанию горизонтальное и вертикальное положение, переворачиваться со спины на грудь. Это достигалось несложными движениями рук и ног, действующих благодаря сопротивлению воздуха, подобно рулям летательного аппарата.
Много лет спустя, обучая затяжным прыжкам группу спортсменок, Сторчиенко обратил внимание на обстоятельство, которому до этого не всеми придавалось значение: в свободном падении парашютистки, отделившиеся одновременно от самолета, иногда удалялись на некоторое расстояние друг от друга по горизонтали. Объясняется это тем, что тело человека, расположенное под углом к горизонту, стремительно приближаясь к земле, в какой-то пусть незначительной мере, планирует. Чем дольше это происходит, тем существеннее отклонение падающего человека от вертикали.
После ряда настойчивых опытов Павел Сторчиенко убедился в том, что, разворачиваясь в стороны и меняя наклон тела, можно падать с довольно заметным отклонением в желательном направлении. Он стал обучать этому своих учениц. Умение отлично маневрировать в воздухе помогало тренерской работе. Сторчиенко научился приближаться то к одной, то к другой спортсменке, чтобы детально наблюдать за их действиями в свободном падении. Это позволяло поправлять малейшие ошибки учениц, до тонкостей отрабатывать технику прыжков.
Многое сделал Сторчиенко также, обучая молодежь управлять своим снижением под открытым куполом парашюта. Самые точные расчеты прыжка не могут предусмотреть всех изменений скорости и направления ветра, а также плотности воздуха. Поэтому спортсмену очень трудно опуститься точно в намеченном месте, если он не умеет двигаться в нужном направлении.
Из- под купола спускающегося парашюта во все стороны равномерно выходит воздух. Он встречает при этом равное по величине и противоположное по направлению сопротивление среды. Но, подтягивая стропы, можно опустить часть кромки парашюта. Тогда из-под противоположной стороны будет выходить большее количество воздуха. Это вызовет реактивную силу, отталкивающую купол.
Подтягивание строп всегда применялось парашютистами для управления спуском. Вначале считалось необходимым подтягивать три-четыре стропы. Постепенно выяснилось, что наиболее эффективно подтягивание целой группы строп. Оно создает реактивную силу, позволяющую умелому парашютисту двигаться в стороны со скоростью до двух метров в секунду.
Хорошо освоив управление парашютом, Сторчиенко широко разъяснял технику этого дела молодежи. Будучи тренером команд наших парашютистов, участвовавших во Всесоюзных и международных соревнованиях, он добился замечательных результатов. Вот, например, как выполнялся его учениками один из прыжков на международных соревнованиях в Чехословакии.
По команде Сторчиенко, переданной по радио, пять спортсменов покинули самолет, летящий на высоте 2200 метров и красиво, устойчиво падали, не раскрывая парашютов. Вдруг, к удивлению многочисленных зрителей, два парашютиста стали отдаляться от остальных. Они отходили все дальше, а трое их товарищей падали один за другим, словно связанные невидимым шнуром. Прошло двадцать семь секунд. Среди зрителей послышались возгласы: «Раскрывай! Достаточно!» Но Сторчиенко знал: свободное падение продлится еще три секунды.
Внимание всех присутствовавших на состязаниях было приковано к двум спортсменам, отклонившимся в сторону. И снова всеобщее изумление: эти двое стали стремительно приближаться к остальным. Соединясь, советские парашютисты умело маневрировали стропами, и приближались к центру аэродрома, где против трибун было выложено белое полотнище. Они плавно снижались, то отпуская одни лямки, то подтягивая другие, и так непринужденно коснулись ногами земли, словно соскочили с подножки трамвая. Их безукоризненное, точное приземление вызвало бурные аплодисменты. Спортсменов засыпали букетами цветов, им пожимали руки, им выражали свой восторг множество людей.
Сейчас, вступив в пятое десятилетие существования нашего государства и оценивая пройденный путь, мы можем с гордостью отметить и все то, что сделано у нас в области завоевания воздуха.
Я вспоминаю свой первый полет на маленьком аэроплане «Юнкерс», одинокого парашютиста, опускающегося над Севастопольской бухтой, и думаю о гигантских реактивных самолетах, о многотысячной армии молодых парашютистов, о недавних прыжках спортсменов с высоты более 14000 метров, полетах ракет и запуске искусственных спутников Земли. И я счастлив, что близко знаю многих людей, чей талант и доблестный труд способствовал этим достижениям.
О каких бы проблемах завоевания воздуха и заатмосферного пространства ни шла речь, какие бы ни создавались летательные аппараты, конструкторская мысль, прежде всего, обращается к безопасности тех, кто летает.