- Прибыл с Черноморского, - объяснил я. - У вас должны быть мои документы.
- Ничего нет, - ответил краснофлотец, не отрываясь от книги.
- Не может быть, они давно высланы!
- Мало что высланы! Не приходили…
Я сердито вышел и через минуту возвратился со старшиной.
- Крикун! Где личное дело Полосухина? - спросил он.
Краснофлотец молча протянул здоровенную ручищу к стопке папок и достал одну из них. Это были мои документы!
- Что же это вы? - строго спросил старшина.
- Зачитался, товарищ старшина, - смутясь, сказал краснофлотец и закрыл книгу.
«Ишь ты, бюрократ, что читает!» - удивился я, заметив название: «История воздухоплавания».
Крикун оказался хорошим, веселым товарищем. Мы стали приятелями, расстались при демобилизации, но потом встретились в Москве…
Мой «бюрократ» отлично прыгнул с вышки, а за ним - остальные кружковцы.
В следующее воскресенье мы снова побывали в парке. Решиться на второй прыжок мне показалось так же трудно, как и на первый. Недаром многие парашютисты считают, что с вышки труднее заставить себя броситься вниз, чем с самолета: видимая связь с землей усиливает ощущение высоты. Прыжки с вышки - прекрасная тренировка. Она помогает будущему парашютисту выработать необходимые навыки и закалить волю.
Свершилось
С нетерпением ждал я возможности прыгнуть с самолета. Над Тушино целыми днями не смолкал шум моторов. В небе то и дело раскрывались купола парашютов. Плавно опускаясь, они исчезали за крышами зданий в той стороне, где раскинулся аэродром Центрального аэроклуба. Там уже несколько месяцев работала Высшая парашютная школа Осоавиахима, в которой занимался наш курсант Сергей Щукин, недавно демобилизовавшийся из Военно-Воздушных Сил. Этот коренастый светлоглазый парень был не прочь прихвастнуть перед нами своим опытом летчика-наблюдателя и частенько щеголял в гимнастерке с голубыми петлицами, туго опоясанной широким армейским ремнем. Другому за такое нарушение аэрофлотской формы, пожалуй бы, не поздоровилось. Но Сергей Щукин был, можно сказать, нашей знаменитостью. Он, опередив всех нас, стал парашютистом и прославился прыжком из гондолы дирижабля. Такие прыжки не выполнялись еще ни в одной стране. Участвовал он и в первом парашютном десанте осоавиахимовцев, который я наблюдал в День воздушного флота.
Мне хотелось подружить со Щукиным, и я был очень доволен, когда однажды он пригласил меня провести вечер у его знакомых. Ну и подшутил же тогда надо мной Сергей!
- Это Полосухин - известный парашютист, - неожиданно представил он меня. - Сколько, Порфирий, у тебя прыжков на счету? Небось, за полсотни перевалило? - продолжал он с самым серьезным видом.
Какая- то симпатичная девушка, внимательно поглядев на меня, спросила:
- Так сколько у вас прыжков?
- Пятьдесят пять, - соврал я.
- Пятьдесят пять! Это замечательно! Скажите, пожалуйста, а где вы прыгали?
- Где прыгал? Гм… с дирижаблей, самолетов…
- Но все же, где именно?
- В Высшей парашютной школе, эскадре дирижаблей.
Тут мою собеседницу что-то отвлекло, она перестала меня расспрашивать, и я поспешил заговорить на другую тему.
Немного позже Щукин, смеясь, шепнул мне:
- Ты почему к нам в парашютную школу не поступаешь?
- А примут?
- Конечно, пойди в ЦК комсомола и попроси путевку.
Я воспользовался этим советом. Путевку мне дали охотно. Через несколько дней, нащупывая в кармане драгоценную бумагу, я, не без робости, вошел в кабинет начальника парашютной школы - Якова Давидовича Мошковского, о котором часто слышал и читал в газетах.
Его имя говорило мне о многом. Теперь мне было известно, что в то самое время, когда я 6 мая 1931 года наблюдал с палубы крейсера парашютный прыжок в море, из госпиталя вынесли и поставили у берега носилки, на которых лежал человек с забинтованной ногой. С волнением, радостью и досадой глядел он на спускавшегося над бухтой парашютиста. Этим человеком был летчик Яков Мошковский. Если бы не неприятность, случившаяся накануне, он прыгал бы вместе с Миновым. Для этого и приехали они вдвоем в Крым.
По заданию командования они знакомили летный состав Военно-Воздушных Сил Черного моря с парашютным делом. Когда они выполняли показательные прыжки, на полигоне им пришлось приземляться при сильном ветре на неровную площадку. Тут и повредил себе ногу Мошковский. А за две недели до этого смелым спортсменам пришлось пережить значительно больше.
…Сначала все шло как нельзя лучше. На прыжок дали согласие девять летчиков. Девять из состава эскадрильи! Минов был очень доволен. Год назад, когда он проводил первые в Союзе занятия по парашютному делу в авиационной бригаде, прыгать согласились только три человека.
Прыжки с парашютом, конечно, явились для жителей большим событием. На аэродроме, помимо летчиков, мотористов и техников, находились их семьи, представители городских организаций. Сюда пробралось много ребятишек. Громкими аплодисментами приветствовали зрители прыжки Минова и Мошковского и приземление двух пилотов, впервые опустившихся под куполом парашюта. Воодушевленный успехом, Минов отправился сбрасывать третьего новичка - Журавлева. Над аэродромом Минов велел пилоту сбавить газ и дал команду Журавлеву приготовиться к прыжку. Отделясь от самолета, Журавлев чересчур резко оттолкнулся ногами. Из-за этого он стал падать неправильно, переворачиваясь на спину, и выдернул вытяжное кольцо в тот момент, когда встречный поток воздуха препятствовал нормальному раскрытию ранца. Маленький вытяжной парашют, выскочивший под действием пружинного механизма, на мгновение был прижат к голове Журавлева, а затем попал под нижнюю кромку неполностью расправившегося купола основного парашюта и зацепился за нее спицами.
Вскоре купол, неравномерно наполненный воздухом, стал из-за нарушения симметрии вращаться вокруг вертикальной оси; он скручивался и опускался все быстрей.
Журавлев не сумел вовремя воспользоваться запасным парашютом и выдернул его кольцо слишком поздно - до земли оставалось не более 30 метров.
Летчик посадил самолет. Ошеломленный происшедшим, Минов увидел бежавшего навстречу Мошковского. Глубоко дыша, бледный Яков Давидович застегивал карабины лямок.
- Дайте мне прыгнуть, - сказал он.
- Подождите, Яша… Не надо… - неуверенно начал Минов.
- Это надо мне, и вам, и всем, - решительно прервал его Мошковский.
Минов понял, что возражать не следует.
- Хорошо. Прыгайте, - разрешил он. И, поцеловав Яшу, добавил: - Только без всяких фокусов!
Мошковский все-таки прыгнул с «фокусом». Он оставил самолет на высоте не более 200 метров и благодаря этому приземлился буквально рядом с людьми, окружавшими тело погибшего.
Эта смелая, даже дерзкая демонстрация в какой-то степени устраняла тягостное впечатление у свидетелей несчастного случая. Но все же в душу летчиков, записавшихся на прыжки, запало сомнение, их вера в безотказность парашюта была поколеблена. Этих сомнений не рассеяли и сообщения о причинах случившегося, сделанные Миновым в тот же день на партийном собрании, а на следующий день - на собрании жен летчиков и на общем собрании личного состава эскадрильи. И вот тогда у Леонида Григорьевича Минова родилась мысль: прыгнуть с парашютом погибшего в присутствии всех, кто был на аэродроме в момент катастрофы. Он сказал об этом Мошковскому. Мошковский просил разрешить этот прыжок ему. Минов категорически возражал и, чтобы прекратить возникший спор, строго заявил:
- Прыгать буду я. И вообще прошу помнить, что командую прыжками я, а не вы.
«Вероятно, Яша сомневается в благополучном исходе прыжка, - подумал Минов. - Нет, буду прыгать сам!» В глубине души он был тронут. Ему вспомнилась история их дружбы. Они познакомились год назад. Мошковский первым из летчиков авиационной бригады выразил горячее желание прыгать, стал помощником Минова, и они вместе организовали прыжки, положившие начало советскому массовому парашютному спорту.
- Прыжок выполню я! - повторил вслух Минов.
- Тогда вот что, - предложил вмешавшийся в их разговор комиссар отряда, - давайте решим спор жеребьевкой. Мошковский имеет одинаковое право на прыжок.