записки среднеей руки предпринимателя

Я даже откликнулся однажды на призыв газеты комсомольская правда, в которой открылась рубрика «можно ли стать богатым в нашей стране честно?», и газета обратилась к читателем с этим вопросом, я всегда на такие вещи попадаюсь, профессия такая, хлебом не корми дай поговорить. Хотя и понимаю всегда, что это из пустого в порожнее…

13.05.08 (Как заработать большие деньги в России?)

Уважаемая редакция!
Охотно откликаюсь на ваш призыв поделиться с «Комсомолкой» секретами, как честно заработать большие деньги и стать богатым в России. Все условно, и понятие богатый человек конечно очень растяжимо. Богат и предприниматель Березовский, и, судя по вашим опросам населения, считается, что богатыми являются и актеры кино, и массажисты, и топ-менеджеры, и даже строители. Я, не будучи Березовским, но, являясь все же предпринимателем, во всеуслышание старался себя богатым называть еще в очерках «Записки мелкого предпринимателя», в которых описывал всего лишь свои первые шаги на этом поприще и которые печатал в журнале «Новый мир» в далеких 1996 и 1997 годах. Позже я настаивал на этом, публикуя свои « коммерческие опыты» еще и в журнале «Континент», а в 2005 году издал даже книгу «Фабрика миллионеров», одно название которой уже само по себе говорит как бы о моем статусе. Так что согласимся все же с допущением, что я отношусь к людям богатым, имеющим доход намного больше прожиточного минимума. Но поскольку я не только предприниматель, создатель нескольких доходных предприятий по производству товаров народного потребления, товаров совершенно не гуманитарного, а чисто бытового, потребительского плана, но я еще и гуманитарий, литератор, прозаик, продолжающий писать и печатать романы на постороннюю коммерческой области тему, и поскольку я и до своего предпринимательства тоже бы литератором и это свое занятие продолжаю считать в своей жизни основным, более для меня интересным, вследствие всего этого я и в коммерческой сфере и в кругу богатых людей являюсь человеком тоже двуличным, не до конца искренним коммерсантом, не до конца искренним богатым, человеком как бы посторонним этой деловой сфере, человеком с подвохом, удобным, кстати, для небогатой части населения, этаким для них партизаном, шпионом, лазутчиком в тылу врага, не до конца растворившимся в соответствующей новому моему статусу среде, умудряющимся что-то в ней еще замечать, подмечать, подглядывать, запоминать, записывать, а потом доводить информацию до кого следует. То есть до своих читателей. В общем, этакий сексот, нехороший человек, путающийся у правильных людей под ногами и мешающий своей рефлексией им быть до конца непосредственными и искренними. К тому же я еще и честный коммерсант (этакий оксюморон!), что уже вообще ни в какие ворота не лезет. По крайней мере, коммерсант, старающийся быть честным и не взявший за данность то, что залогом получения миллионов обязательно должны являться нечестность и воровство. Я вообще с самого начала своей коммерческой деятельности задался мыслью о неком эксперименте: стать миллионером честно!.. Это было для меня более увлекательным занятием, чем просто деланье бабок.
Так вот я вынужден заявить, отталкиваясь от собственного опыта, опыта так сказать, честного коммерсанта, начавшего деланье денег не с приворовывания сырьевых отраслей и использования партийный связей, которых у меня никогда и не было, не с рэкетирства и бандитского разбоя на большой дороге или захвата предприятий путем искусственных банкротств и убийств прежних директоров, а с честного создания собственного предприятия по производству нужных людям товаров, то есть с того, о чем уже двадцать лет продолжают болтать наши власти, как о залоге подъема всей нашей экономики, называя это созданием отечественного малого и среднего бизнеса. Так вот, я вынужден со всей ответственностью заявить, что в нашей стране никакого малого, среднего, я уж не говорю про крупный – который весь насквозь криминальный – бизнеса честно создать нельзя, в этом население страны право на сто процентов, а стать честно миллионером просто по определению невозможно.
А.Михеев, коммерсант-литератор.

Ну и чтобы уж до конца довысказать обиды…
Мне ни разу за мое существование коммерсантом власти не оказали помощь – которую, как бы, президенты демонстративно расшвыривают нашему брату по всей стране, всегда, сколько я ни обращался в нужные фонды, для меня денег уже не хватало, лимиты были исчерпаны. Почему-то их никогда нет, даже когда приходишь еще в феврале, почему так происходит, не знаю. Но уже на весь год они к февралю выбраны! И не хватает их не одному мне. Это характерно. Чтобы получить помощь, надо опять же с кем-то делиться или иметь свою руку. Правительство помогает оплачивать многомиллиардные долги банков, как бы спасая их деньгами от банкротств, которые сразу угоняются банками за запад, а по десять обещанных тысяч долларов малому бизнесу все как-то не в силах дать. Наш малый и средний бизнес никого не интересует. Я вот лично правительству и президенту совершенно не интересен.
Для нас никогда не было помощи, даже в самый сумасбродный вольный период перемен в 1992 года. Не то, что свободы, даже равноправия для нас никогда не существовало, всегда кто-то близкий к номенклатуре, к бандитам, к должностям, оказывался правее нас, оказывался в более выигрышном положении. Я помню. Скажем, помощь оказывалась евреям государством Израиль. В то начало девяностых, когда на свое «дело» абсолютно негде было денег взять, их не было ни у кого, а банки кредит давали только под обоснованные бизнеспланы, под очевидное доказательство выгоды и детали твоей затеи, что значит поделись своей идеей и коммерческой тайной с ними, в то самое время разные израильские фонды начинающим предпринимателям-евреям в нашей стране давали кредиты очень легко и охотно. Какие-то израильские фонды оказывали своим людям продуктовую помощь, потому что было голодное время, какие-то продуктовые пайки и посылки, и в то же время свободно давали евреям, начинающим свое дело, деньги на развитие. Ни у кого не было денег, они были только у них. Вот, и подумать после этого, сколько ж нужно иметь в себе самообладания, чтобы не стать антисемитом! Нам же, оставшимся, наше государство не давало ничего. Все это я помню. Эти мелочи нигде не обсуждаются. Идет только великое обсуждение новых экономических реформ, доктрин, которые опять исключают содержание. То есть нас. Производителей. Тех, для которых эти доктрины и пишутся. Только о тех, кто участвует в этих доктринах исполнителями, никто не думает…

Так что слово предприниматель давно опошлено. Замарано. Запачкано. Точно как и слово бизнесмен. До смешного, потому что особенно любят себя называть бизнесменами наши бывшие бандиты. Награбят, наворуют, сколотят себе убийствами хорошую сумму денег, ничего не понимая ни в торговле, ни в производстве, откроют свое ООО , сядут в офисе, напялят на себя костюм, а еще и золотую цепь … И: «Я бизнесмен!»…
Кстати сказать, в это как-то сразу верится. Потому что бизнес это есть то, что вокруг происходит, и что этот бандит своим видом символизирует. Все правильно. Эти два слова, предприниматель и бизнесмен, и еще слово «понятия», по которым они и живут, это и есть сфера нашего бизнеса, нашего предпринимательства. Я же просто труженик, пусть я тоже эксплуататор, но я трудящийся, я произвожу товары для удовлетворения народных нужд, я промышленник. Я производственник.

Опасения

Может возникнуть у читателя вопрос, а не рискую ли я своим делом, вот так вот выставляясь на обозрение, выделываясь, рассылая письма в разные инстанции и тиская в печать свои двусмысленные произведения. Не берут ли меня под наблюдение, не насылают ли кого, не стращают, не расплачиваюсь ли я за содеянное? Ведь я не журналист, которому нечего терять, кроме места работы (про жизнь я не говорю, тут мы все в стране равны, и ученые, и директора заводов, и предприниматели, и писатели, и простые читатели, и с тем, что она ни у кого ничего не стоит, надо уже свыкнуться и угрозу ей не брать в расчет, по крайней мере, не учитывать как аргумент в полемике), к тому же журналиста после увольнения могут взять на работу в другом издании, в другой газете, а преследования ему даже иногда идут на пользу, создают нужный имидж, но ведь я–то собственник! Я рискую потерять годами «нажитое», созданное огромным трудом (тут я даже соглашусь без рассуждений, что, кроме удачи, у всех что-то создавших в их детище обязательно вложен еще неимоверный, стоящий здоровья, нервов, разнообразных жертв, напряженнейших стрессовых лет огромный труд)? И не угрожают ли мне, не намекают, что сидел бы лучше и не высовывался, где ни попадя , не зарывался излишне?
Честно скажу, не угрожают и не преследуют. На это надо смотреть трезво и не переоценивать свои подвиги. Ведь все, что я ни делаю, это только моська лает на слона, это как будто я слегка тычу длинной палкой медведю в брюхо, напрашиваясь на реакцию, а неповоротливый медведь, этакая махина-государство, лениво не то, что не отмахивается, но даже и глазом не косит, и, скажем, когда я посылаю Владимиру Путину одну из своих книжек с критикой нашей, вернее его, государственной машины, еще и с задиристым нравоучением-посвящением, то дожидаюсь этим лишь ответа не из ФСБ, а из секретариата Президента от какого-нибудь мелкого клерка, в котором он отписывает, что книга моя благополучно получена и благополучно присоединена к президентской библиотеке. Обращать особое внимание на наши волны правителям нет смысла, мы для них никто, мы никак не влияем на ситуацию. Я еще раз хочу подчеркнуть, мы, малые и средние величины, хотя и являемся движущейся силой и костяком страны, абсолютно никому не заметны и власти не интересны.
И в то же время ничто не остается безответным!.. Ничего не проходит бесследно. И реакция все равно имеет место быть. И именно такая, какой и опасаешься, и о какой читатель догадывается. Ты все равно расплачиваешься за содеянное …

Например, я долго тешил себя мыслью, что мои опусы остаются незамеченными, например, называл описанное мною в одном из прошлых текстов посещение СИЗО в качестве подследственного случайностью, абсолютно не связанной с моей публикацией очерков «Записки мелкого предпринимателя» в 1996 году, этаким веянием времени для предпринимателей. После публикации я долгое время трусливо ждал, что что-то будет, что мне перекроют кислород в моем предприятии и как-то пресекут мое неподобающее поведение. Прихлопнуть мелкого предпринимателя ведь очень легко, он весь как на ладони, он не в бегах по стране, у него есть привязка, цех, производство, ведь мне и откупиться нечем, мы в разных весовых категориях с ними, поэтому я долгое время дрожал и ждал каких-то налоговых наездов, проверок, каких-то «подстав», сто раз себе говоря, что не надо бы дразнить зверя, и чего вечно лезть на рожон, удовлетворение от ощущения себя героем совершенно не перевешивает риски, связанные с будущностью моей семьи и детей, да и себя самого любимого. Пусть даже твой героизм и окрашен благородным стремлением к истине и является последним, за счет чего ты все же продолжаешь выполнять данное в свое время, в самом начале своей коммерческой деятельности, себе обещание не привязываться к собственности и деньгам слишком сильно. Ждал, ждал, потом даже забыл о своей тревоге, поскольку прошло четыре года – реакция у этого толстокожего чудища-государства очень замедленная – и уже решил, что можно успокоиться, обо мне забыли, мои откровения о неуплате налогов и призывы к воровству, опрометчиво упомянутые в очерке, не были никем из органов услышаны, замечены, и угроза канула в воду, и то, что меня вызвали в прокуратуру четырьмя годами позже, я совсем не связал с теми публикациями. Ведь свобода слова, демократия… Даже когда определенное время, очень небольшое, правда, в тюремной камере посидел, и то не связал это с прошлым, совершенно о другом думал, другие причины искал, абсурдность государственной системы исследовал. Безадресность ее, безличность, конвейерную по-Кафке механистичность. И только уже много позже, еще года через три, когда меня вызвали в прокуратуру повторно, чтобы возобновить мои показания о забытом уже мной «криминальном» эпизоде, в котором я на этот раз уже фигурировал только как свидетель, я по почерку и по тем же допрашивающим людям и по тому, что вызов следовал опять за очередной моей ненужной публикацией, причем, в совершенно незаметном издании, в провинции, в глуши, понял все же, что все взаимосвязано, и ничего незамеченным не остается, даже самый мелкий пустяк, что бы ты ни делал и где бы ни был, все срабатывает, ничто не забывается, и не существует никакой безадресности и безличности.
И в этот второй вызов для меня уже было яснее ясного, что нет тут места абсурду, что обо мне помнят! И знают! И советуют, делятся таким путем своими соображениями… Все сопоставилось у меня, всплыло в сознании, и даже то, что старший следователь, оказалось, читал мой журнал с этим забытым мной уже очерком, тоже вдруг всплыло на поверхность. Я тогда, в первый вызов, сознательно назвался писателем в попытке расположить следователей к себе, полагая, что это сможет мне как-то помочь выпутаться из двусмысленной ситуации, возвыситься над меркантильностью какого-то там спекулятивного, связанного с преступными намерениями дела, надеясь, что на меня взглянут с большим уважением и снисхождением, и подарил им экземпляр журнала, на что старший следователь сразу сказал: