Я остался до приезда дежурной группы. Напряжение к тому времени было отключено (как мне потом объяснили, при обрыве фазы его отключает автомат, но не мгновенно). От несчастного прохожего остались пепел, очень мелкие фрагменты костей серого и белого каления и… металлические пряжки сандалий.
Я дал следователю показания как прямой свидетель происшедшего, упомянул и про нарушительницу, которая спровоцировала наезд на опору ЛЭП. Правда, внешность я не успел запомнить, так как видел ее только боковым зрением. Подписав протокол, пошел домой, начисто забыв о том, куда и зачем направлялся. И тут до меня дошло — Боже мой, ведь провод мог упасть на меня со всеми вытекающими последствиями.
Этот эпизод запомнился еще и потому, что, как я позднее узнал, женщину-нарушительницу удалось опознать кому-то из прохожих на другой стороне улицы (после происшествия ГАИ опубликовала в средствах массовой информации просьбу об этом). Она была привлечена к уголовной ответственности — случай редчайший!
Глава XXIII. Кто сидел за рулем?
Дорожно-транспортная травма — бессмысленная и беспощадная…
Да простит меня Александр Сергеевич Пушкин за перевранную цитату, но многолетний опыт позволяет мне ее применить.
Не буду приводить мировую и российскую статистику — она достаточно хорошо известна. Скажу только с горечью в душе, что почти каждый случай дорожно-транспортного травматизма действительно не вяжется со здравым смыслом и беспощаден к невинным жертвам.
Автомобильные травмы многочисленны и многообразны. На моей памяти предлагалось несколько вариантов их классификации. В практическом употреблении осталась одна — классификация А.А. Матышева и А.А. Солохина. Нет смысла приводить ее, замечу только, что даже в ней предусмотрены прочие виды автомобильных травм. Для меня как эксперта это означает, что многообразие ситуаций, возникающих при ДТП, просто невозможно втиснуть ни в какую классификацию! Мне повезло — довелось заниматься у А.А. Малышева в Ленинграде в 1979 году и у А.А. Солохина в Москве в 1994 году.
В практике сложилось определенное мнение о том, что травма в кабине (салоне) автомобиля одна из простейших с экспертной точки зрения. Да, если «Москвич» врубился в столб и все погибли, и все на своих местах, то все действительно просто: эксперту нужно только грамотно описать повреждения, характерные для водителя, пассажира переднего или заднего сиденья, а дальше уже дело следователя ГАИ (ГИБДД).
Но если бы вы знали, сколько коллизий возникает, когда кто-нибудь в автомобиле остался жив!
Обычно оставшийся (оставшиеся) в живых утверждает(ют), что за рулем сидел погибший — что с погибшего возьмешь?!
За время работы нам множество раз приходилось отвечать на вопрос, кто сидел за рулем в момент ДТП, в рамках и чисто судебно-медицинских экспертиз, и комплексных — совместных с автотехниками.
Вообще говоря, алгоритм установления места нахождения пострадавшего в салоне (кабине) автомобиля известен достаточно давно. Сложность, а иногда и уникальность случаев определяется рядом условий — видом ДТП, количеством людей в салоне, качеством первичных следственных и экспертных действий. Вот несколько примеров.
Поздно ночью в июне 1994 года со стороны Басандайки в Томск ехали на «Жигулях» гр-не И. и Н. — горячие кавказские парни. С вечера они отдыхали на «Синем утесе» — ели шашлыки, пили пиво и водку. С ними был и третий — гр-н Г., но он, когда собутыльники собрались возвращаться в город, видя их состояние, сесть в машину отказался. Кто из них сел за руль, он «не запомнил». Перед Богашевским трактом у поворота на Томск дежурил наряд ГАИ. Увидев мчащийся автомобиль, гаишники попытались его остановить, но водитель только увеличил скорость. Совершив левый поворот, автомобиль потерял управление, перевернулся, ударился о бетонный фонарный столб, отскочил, еще раз перевернулся и остался на середине Богашевского тракта вверх колесами. Правая передняя дверь салона оторвалась, находившиеся в автомобиле были выброшены наружу. Когда подбежали гаишники, один из них — гр-н И. — был мертв, второй — мертвецки пьян, что, согласитесь, не одно и то же. Серьезных повреждений у него не было.