Но, он этого не сделал, а позвонил в милицию. Оттуда прибыли два сержанта. Егор подвел их к двери мертвецкой, рассказывая, что обеспокоило его.
Электрического освещения в мертвецкой не было. Сержанты, подталкивая друг друга, не решались переступить порог ее. Егор попросил у одного их них карманный фонарик, вошел в мертвецкую. Луч света скользил по телам покойников. Вот свет выхватил зелень военной гимнастерки.
«Я его не принимал! — решительно сказал санитар. — Откуда он? Около носа кровь! Да, нет, кажется, он живой еще, сопит!»
Милиционеры не хотели наотрез заходить в мертвецкую. Егор с трудом выволок солдата в коридор.
«Вызывайте транспорт, — сказал он милиционерам, — да поскорей его в больницу, а то он и впрямь поступит к нам!»
«А может он и не наш еще!» — сказал один из сержантов, — тут нужна военная комендатура!»
«Вот, когда он погибнет, он будет ваш, и отвечать за смерть придется вам» — возмутился Егор.
Угроза подействовала. Через пять минут «раковая шейка», как у нас называли милицейскую оперативную машину из-за ее раскраски, впервые за годы существования вывозила из мертвецкой живого человека.
Все может быть
Говорят, что понедельник день невезения. Пожалуй, что и так. Во всяком случае, этот день помнился многим и, наверное, на всю жизнь Он начинался, прямо таки, хорошо, даже великолепно. Ни единого трупа с утра. В городе с миллионным населением это — редкость.
На приеме живых лиц, считанные единицы. Я сел оформлять заключения, время подталкивало. Для дачи заключения выделалось не более трех суток, после чего следовали письменные объяснения. За окном — листопад, тротуары усеяны желтыми сухими листьями. Идешь, подбрасываешь их ногой и смотришь, как они ложатся вновь на землю. Еще сравнительно тепло. День ясный, солнечный. Часов в десять позвонили из транспортной милиции о том, что они доставят труп. Десять минут тому назад один гражданин по неосторожности, нарушая правила перехода железнодорожных путей, попал под поезд, ему отрезало обе ноги и он скончался на месте. Врачи железнодорожной поликлиники констатировали смерть. Еще через пять минут во двор областной судебно-медицинской экспертизы заехала машина, из нее извлекли труп мужчины, лет сорока, выше средней упитанности, одетого в коричневую куртку, с ним были доставлены ампутированные нижние конечности на уровне средней трети бедер. Наличие пояса осаднения, размятие мягких тканей и следы мазута не противоречили данным телефонного сообщения. С трупом было и направление, подписанное зам начальника транспортного отдела милиции Куйбышевской железной дороги. Егор Степанович, санитар, переложил труп на каталку и закатил в мертвецкую. И тут появился Голубев Виктор Петрович, наш самый, пожалуй, опытный судебно-медицинский эксперт, сухощавый, невероятно подвижный, с головой подстриженной до корней волос. Он по совместительству был заведующий кафедрой судебной медицины Куйбышевского заочного юридического института. Сегодня к нему на практическое занятие пришла группа студентов, среди них было немало лиц среднего возраста, одетых по форме. Я заметил двух юристов второго класса. «Есть у нас, что ни будь?» спросил он меня (я был первым, кто попался ему на глаза). У меня сегодня практическое занятие по транспортной травме!»
«Есть, Виктор Петрович, есть, — ответил я, — но от момента наступления смерти прошло не более часа». У нас тогда существовало положение о вскрытии трупов не ранее 12 часов от наступления смерти. Виктор Петрович почесал свой безволосый затылок и распорядился: