— А этот мелкий, значит, семи пядей во лбу? — резко задала вполне оправданный и ожидаемый вопрос Шивилла.
— Возможно… — уклончиво ответил Ларри.
— Что значит «возможно»? Нужно знать точно. Вы его впервые видите и уже делаете какие-то выводы?
— Я умею читать и писать, мадам капитан, — вдруг встряла со своим самохвальством Олли, — и считать. А еще…
— Тихо! — оборвала «лже-юнгу» Гайде, прежде чем Лауритц успел предостерегающе зашикать, мол, «Ни в коем случае не перебивай капитана!». — Мелюзга пускай помалкивает, здесь и без сопливых скользко. Я же желаю послушать нашего ученого доктора. Сэр Траинен, мне стало очень интересно, что вы нашли в этом ребенке?
— Эм-м-м… Столичные ученые… — судовой врач начал с популярной в определенных кругах байки. Пресловутые «столичные ученые» порой ничем особо выгодно не отличались от каких-либо других, но это словосочетание действовало на простого обывателя, как завораживающее заклинание. — Так вот, столичные ученые однажды провели ряд опытов и доказали, что люди… с зелеными глазами легче обучаются грамоте, и вообще, быстрее постигают многие науки, — Шивилла вопросительно приподняла бровь и сверкнула своими изумрудными радужками. Надо же, в этом можно было углядеть даже долю комплимента… — Мне хотелось бы проверить эту теорию на практике. К тому же, у… этого, — чуть не сказал «у этой девочки», — мальчика очень вдумчивый взгляд, и руки… Да, эти руки еще не загрубели от работы на корабле и могли бы принадлежать будущему врачу. Но не подумайте, что я буду голословен. Я предлагаю устроить маленький, сопоставимый с простейшим школьным, экзамен. Так сказать, конкурс на замещение вакантной должности. И пусть ее займет тот, кто одержит честную победу.
— Я не хочу экзамен! — выкрикнул Луи, потому что судового врача, в отличие от капитана, перебивать считал позволительным. — Я готов честно признать себя проигравшим, чтобы передать мелкому право пойти на «интере-е-есную» работу к вам, доктор Траинен.
— Нет, ты хочешь экзамен, — тут с камбуза заявилась Марука, юнгина матушка. Скорее всего, ее кто-то предусмотрительно позвал, так как женщина не могла пропустить такой ответственный момент в жизни собственного сына. — Давай, сынок, покажи, на что способен, порадуй мать.
Это ее «порадуй мать» прозвучало очень грозно, так что Луису не оставалось другого выбора. На палубе уже собрался с десяток незанятых зрителей, с нетерпением ожидающих внезапного состязания грамотеев между двумя юнгами. А Лауритц, тем временем, успел сбегать к себе в лазарет и принести оттуда первую попавшуюся книгу.
— Я попрошу моих дорогих учеников… ну, то есть, наших уважаемых конкурсантов сперва просто продемонстрировать свои способности к чтению. А начнем мы по старшинству. Луис, пожалуйста.
Судовой врач протянул старшему юнге книгу, а тот, раскрыв ее на титульном листе, начал водить пальцам по крупным буквам названия и с ощутимым напряжением складывать их в слова. И не было ничего зазорного в том, что такой взрослый мальчик практически не умел читать — в определенных слоях населения это умение вообще не считалось необходимым…
— Три… три… Шесть, — от арифметических упражнений юнги судовой врач поморщился, словно бы лимон надкусил. Луис заметил это и поспешил справиться: — Тринадцать?.. — тут уже его матушка на заднем плане с обреченным видом хлопнула себя ладонью по лбу. — А! Тридцать три! — наконец нашелся паренек. — Тридцать три под-ви-га… на… ос-три-е ножа.
— Давай не выдумывай, а читай то, что написано. Нет там и в помине никакого ножа, — недовольно заметил доктор.
— На острие пе-ра, — исправился юнга и поспешил продолжить, — ле-ген-ды… и… пре-да-ни-я… Мирт… Миртлиарского архипелага… в… ли-те-ра-тур-ной об-ра-бот-ке.
— О, наш судовой лекарь читает сказочки! — вступил в разговор Красотка Эльза.
Спросите, откуда на корабле успела появиться еще какая-то Эльза? А это просто было прозвище мастера парусов, которого на самом деле звали Элоиз. Был он стройным парнем с длинными прямыми волосами цвета воронова крыла и смазливым, безбородым лицом. Товарищи не упускали возможности подшутить над его не самой мужественной внешностью, посему молодой человек всегда старался пить больше всех, дымил курительной трубкой, как старая печь, сдабривал свою речь отборным матом, плевался сквозь зубы и всегда был в первых рядах штурмующих публичные дома, чтобы компенсировать внешность демонстрацией внутреннего мира. Так вот, и сейчас этот мастер позволил себе посмеяться над выбором литературы, сделанной врачом.