— Я еще много чего читаю, помимо «сказочек», — не растерялся Ларри, — но я решил не брать на сегодня ничего посерьезней, потому что боялся, что ты не поймешь ни слова из зачитанного и будешь чувствовать себя некомфортно, — после такого обмена безобидными любезностями можно было продолжить «экзамен». — Мне кажется, Луис, с тебя достаточно. Или ты хочешь еще почитать?.. Если нет, то передаем книгу Олли.
Когда лекарь передавал книгу девочке, то заметил, как дрожат ее ручонки, то ли просто от волнения, то ли от страха.
— Все будет хорошо, только не подведи… — шепнул он, на секунду склонившись над ней, а затем снова заняв свое место в «зрительском ряду».
И Олли начала читать, как она это умела… С выражением…
— «Давным-давно, в те древние времена, когда мир был юн и свеж, люди умели удивляться чудесам. Голые скалы тогда оживали под лучами благодатного солнца, великаны-горы врастали корнями в кору земли и, всасывая ее соки, плодоносили драгоценными камнями. Море тогда было сушей, суша — морем, а случайному страннику, порой, было нетрудно заплутать в пути и перепутать землю с небом…». Дальше читать?..
— Я полагаю, этого будет достаточно, — Лауритц мягко улыбнулся, радуясь тому, что если его затея еще и не удалась окончательно, то, хотя бы, выглядела она довольно эффектно. — Мне кажется, продолжать «состязание» не имеет смысла, так как победитель уже определился. Я считаю, что Олли показал высокий уровень начальной подготовки, и его я смогу попытаться обучить дальше. Ни у кого нет возражений?..
— Но я хотела, чтобы мой сын стал врачом, — настойчиво заговорила кок.
— Если вас это утешит, то, даже сделавшись моим подмастерьем, Луис не стал бы никогда настоящим врачом. По закону для этого нужно обучаться в высшем учебном заведении как минимум у трех профессоров.
— Это по вашим законам. А в море, на нейтральной территории, они уже не действуют.
— Все равно, простой подмастерье никогда не будет обладать достаточной квалификацией…
— Вам что, жалко, что ли?
— Добрая сударыня, ну что вы, мне ни для кого ничего не…
— Вам что, не нравится, как я готовлю?
— Вы прекрасно готовите, уважаемая Марука.
— Ага, вот то-то и оно! Как хомячить мои обеды за обе щеки — так пожалуйста, так это вы всегда готовы. А я-то вам стараюсь угодить, мол, «Пожалуйте, вот вам добавочка, ежели хотите, сэр доктор»… А как плевое дело — устроить моего мальчишку на хорошую работу — это уже нельзя сделать?
И тут начался форменный базарный галдеж. Марука возмущалась, что ее сыну перекрыли воздух и не дают развиваться в нужном направлении. Луи выкрикивал, что видал все эти докторские микстурки в парусиновом гробу и что если бы кто-то интересовался его личным мнением, то знал бы, что сам он хочет быть корабельным плотником или мастером парусов. Мастер парусов, в свою очередь, тоже был не дурак поорать и начал загибать свою линию. Боцман пытался кого-то урезонить тем фактом, что на корабле не бывает ненужных профессий. Даже Лауритц попытался поспорить с коком и утверждал, что вовсе он не «хомячит», потому что его несколько задело это слово…
— Живо все замолчали! — гаркнула Шивилла, и все, действительно, моментально позакрывали рты. — Будь по-вашему, сэр доктор, сейчас вы, пожалуй, правы, — проговорила капитанша таким тоном, будто только что проиграла лекарю в карты, — юный Олли становится подмастерьем судового врача и вверяется под опеку сэра Лауритца Траинена, доктора медицины. Сэр доктор, вся ответственность за мальчика теперь полностью ложится на ваши плечи, жить он теперь будет с вами, за каждую его провинность отчитываться вы будете вместе. И, раз уж вам так хотелось, помимо положенного всем членам экипажа пайка и койки, будете еще сами выделять на его содержание сумму, которую посчитаете нужным, из собственного жалованья. Начиная с этого момента и до тех самых пор, пока не передумаете. Тогда мальчик сразу сможет стать, как и планировалось, младшим юнгой.
— Благодарю, мадам капитан, — Лауритц поклонился, — не беспокойтесь, я не передумаю.
Когда публика поняла, что поживиться в плане зрелищ здесь уже нечем, по крайней мере, этим утром, все разошлись по своим делам. Ларри же вытер лоб платком, сгреб Олли под руку и потащил к себе в лазарет, возмущенно шипя себе под нос:
— А к вам, Молодой Человек, у меня будет тридцать три вопроса! И я очень надеюсь, что на все у вас найдутся для меня ответы, иначе я очень, очень огорчусь… А я теперь для вас, уж поверьте, буду последним человеком, которого вам хотелось бы огорчать на этом корабле.