— Да, капитан!!! — заорали сразу в несколько десятков глоток из разных углов.
— Так будьте же и ей вернее, чем всем женам и любовницам вместе взятым! Тогда она приведет вас к богатой добыче!
Капитан наклонила свой кубок и плеснула на палубу немного красного крепленого вина. Все присутствующие повторили ее жест, проделав его, кто со стаканами, кто с кружками… Корабль благосклонно принимал «угощение», сухие, шершавые доски жадно впитывали возлияние, покрываясь кроваво-красными пятнами. А вот суда, строившиеся каких-нибудь несколько сотен лет назад, были гораздо более привередливы, и в качестве жертвы требовали живой, горячей крови. Родись Шивилла в другой век, ей пришлось бы зарезать на борту птицу или зверя, или даже попотчевать свой корабль человечиной… Но это было тогда, в века темные и жестокие, а теперь же они плыли на добром корабле со справедливым капитаном.
После того, как все осушили свои «кубки» и наполнили их заново, капитан Гайде обошла стол по кругу, чтобы чокнуться с каждым без исключения.
— Попутного ветра!
— Спокойного моря!
— За удачу!
— За добычу!
— За здоровье! — было бы удивительно, если бы судовой врач придумал бы что-нибудь другое для подобного случая, тем более, что все остальное и так сказали до него.
И еще несколько тостов прозвучало в подобном духе, прежде чем капитанша была вынуждена оставить только начинавшийся вечер. Никого не удивил ее уход, ведь в скором времени на «Сколопендре» должен был остаться минимум трезвых голов, поэтому одной из них весьма рационально было бы стать рыжей голове Шивиллы. К тому же, она чувствовала себя должной составить компанию и поддержку вахтенным на верхней палубе, чей жребий сегодня оказался вовсе не весел. Вот, кому действительно не повезло — тем, кто оставался на ночь присматривать за кораблем и потому мог позволить себе не более чем одну чарку спиртного…
А, как только за капитаном закрылась дверь, на общем столе, словно по мановению волшебника, возникли бутылки и фляги с традиционным ромом и разнообразным самогоном, который некоторые умельцы могли гнать хоть из гнилых бананов, хоть из старых портянок… Если считать, что коллективная попойка способствует духовному сближению, то сегодня, наверное, все, кто был в ссоре, должны были помириться, а те, кто еще не успел стать друзьями, обязаны были побрататься. Этим вечером пили все, даже те, кто до этого мог притворяться трезвенниками. Даже мальчишка-юнга, правда, присутствующая здесь же матушка дозволила ему не больше стакана вина… Но в этой атмосфере любви и взаимопонимания никто бы и не подумал смеяться над юным Луисом и обзывать его «маменькиным сынком» (потому как всем было известно, как крут порой бывает нрав у доброй поварихи). А потом кто-то затянул песню… И не просто какие-нибудь бестолковые куплеты, а Песню с большой буквы. Ее знали все, и каждый моряк, вне зависимости от своих музыкальных способностей, подхватил знакомые куплеты:
Лауритц Траинен тоже не отстал от честной компании и затянул сначала тихонько, а потом и погромче, учитывая то, что в общем хоре его было почти не слыхать. А голос у доктора, между прочим, оказался весьма приятным…
Потом были спеты и другие песни, правда, ритм в них кое-где прихрамывал, рифма была уже далеко не идеальной, а содержание местами совершенно не подходило для благопристойного общества и детских ушей, так что они не достойны быть приведенными в печатных изданиях… Имели место также братания, питье на брудершафт, дружеские объятья и похабные анекдоты… А еще доктору пришлось давать мерять свою шляпу всем желающим, это он хорошо запомнил.
— Доктор Лауритц! — постойте-ка, а когда же он успел так надраться?.. Лекарь поднял нос из кружки с вином… хотя, он уже не мог с точностью утверждать, что именно туда наливалось в течение последних трех часов. Ему не померещилось, его действительно звали. — Доктор Ларри! Дуй сюда, любезнейший, поговорить с тобой хочу! — окликнул его мастер Бертоло, сидевший во главе стола, в противоположном конце.