После всех мыслимых и немыслимых сборов и моральных приготовлений, судовой врач уже спускался по трапу на пристань, как его нагнал мастер парусов.
— Эй, доктор Лауритц! Куда намылился такой красивый? Как собираешься оторваться на суше?
— Не то, чтобы оторваться… Я хочу заглянуть в одну часовую мастерскую, мне тут посоветовали.
— К часовщикам? Я с тобой! Может, тоже себе чего-нибудь прикуплю… Кстати, я уже показывал тебе свою коллекцию? — не дожидаясь ответа, который бы все равно оказался отрицательным, черноволосый парень выудил из кармана свои часы, совсем простенькие, которые лучше всего подошли бы, пожалуй, школяру из семейства средней руки… Но чем только они были дополнены! На маленьких кругленьких часиках болталась с полдюжины цепочек из разных металлов и больше десятка всевозможных брелоков, одни из которых напоминали дамские украшения, а некоторые — вообще какой-то хлам непонятного назначения… — Ну, каково?
— Здорово, — Ларри улыбнулся, подцепив пальцем и рассматривая повнимательней перламутровую ракушку, подвешенную на серебряной цепочке.
— Ага! Я в каждом порту приобретаю какую-нибудь эдакую штучку. Надеюсь, что и сейчас мне попадется что-нибудь интересненькое…
На пристани эти двое сразу миновали столпотворение девок, которые за ломаный грош согласны броситься на шею каждому моряку, как прождавшая его целый год любящая невеста, и барыг, готовых купить и тут же продать практически всё, что угодно. Прошли мимо внушительных механизмов, разгружающих суда и по конструкции отдаленно напоминавших «журавли», которые прилаживают к некоторым колодцам в сельской местности для подъема ведер. По пути еще и пообедали чем-то невероятно острым, но очень вкусным в харчевне, мимо которой пройти мимо уже не смогли…
Когда молодые люди достигли, наконец, порога часовой мастерской, из нее как раз выходила какая-то молоденькая дамочка весьма приятной наружности, явно состоятельная и немаловажная персона, так как сам хозяин-мастер этой лавочки провожал ее до дверей и уважительно раскланивался на пороге, забавно потряхивая в воздухе тонкими, как паутинки, серебристо-серыми волосами. Дама же отвечала на его церемонный поклон лишь сдержанным вежливым кивком. В ней, должно быть, смешалось немало кровей, что и отразилось на ее экзотичной, но, одновременно, очень близкой к северным представлениям об идеалах красоты внешности.
— Мадам, — проникнувшись важностью момента, Элоиз за неимением шляпы стянул с головы бандану, покрывавшую его роскошную шевелюру, широко улыбнулся и галантным жестом пропустил даму. Только в его сторону она даже не посмотрела, а уделила крупицу своего высокого внимания почему-то Лауритцу, растерянно замершему рядом со своим спутником, и даже одарила его очаровательно-загадочной полуулыбкой, прежде чем пройти мимо, шелестя пышными, развевающимися шелковыми юбками.
— Какая женщина… Я бы пересчитал ее юбчонки, — шепнул Эльза лекарю на ухо, когда прекрасная незнакомка удалилась.
— Тебе же говорили, что здесь это еще более не принято, чем где-либо еще. Поймают на распускании рук — церемониться не станут, как у нас, а сразу ампутируют что-нибудь.
— Да ладно тебе… Уж и помечтать нельзя. Я ж знаю, что тут красотки есть, да не про нашу честь… Хотя, тебе хорошо говорить, на тебя она та-ак посмотрела… Интересно, почему?.. Может быть, это все из-за докторской треуголки? Многим нравятся приезжие интеллигенты… Слушай, а давай мы тебя на невольничьем рынке продадим, а? Ты парень еще молодой, рыжий, это как бы в диковинку, еще и врач… Да я сорву на тебе большой куш! Нет, не хочешь? Ну, ладно… Доктор Ларри, а дай-ка мне свою шляпу поносить!
— Не дам, обойдешься, мастер Эльза.
— Ну и зануда. Зажимистый зануда.
Про них впору было писать новую сказку «Красавица и Зануда». Вернее, «Красотка… и Наседка», как в насмешку прозвала судового врача капитан Шивилла.
Хозяин часовой мастерской увидел в них (по крайней мере, в чистеньком и отутюженном паиньке-докторе) людей в меру состоятельных, поэтому сразу уделил максимум внимания лекарю, желавшему обзавестись часами. Рыжему гражданину Королевства показали много разных достойных образцов часового искусства, из драгоценного металла и из бронзы, стальных, похожих на какое-то оружие, и инкрустированных каменьями, как дамская брошь, со створками из черепахового панциря и слоновой кости… Ему все нравилось, но и, одновременно, все было что-то не то. Ничего не вдохновляло.