Акихара, сохраняя непоколебимое выражение на лице, кивнула.
И как на зло именно в этот момент ветер, клокотавший длинными веточками кленовых деревьев, словно узник, дёргающий за прутья своей темницы, выбрался на волю; на мощёной тропинке повисла глубокая тишина. Когда Коу заговорил, то с мучительной ясностью услышал каждую децибелу своего голоса:
— Можно с вами поговорить?
— На ты, — сказала девушка.
— Ах?
Она показала на себя большим пальцем.
— Со мной можно «на ты». Мы же вроде одного возраста… — пожала плечами.
— А… Да, — кивнул Коу.
— Так что? — спросила Мария.
Коу замялся.
И правда: что?
Он так и не придумал.
Наконец, сгорая от смущения под пристальным взглядом ясных чёрных глаз, Коу выпалил первое, что пришло ему в голову:
— Может… Эм… Здесь рядом есть ресторан — сходим туда и поговорим?..
Глава 37. Великая битва
— Может… Эм… Здесь рядом есть ресторан — сходим туда и поговорим?..
Рядом действительно был ресторан, какой — Коу не имел ни малейшего понятия. Ему вспомнился значок, который он видел на гугловской карте.
Мария задумчиво посмотрела на небо, помолчала некоторое время и сказала:
— Ладно.
— Правда? — удивился Коу.
Она пожала плечами.
— Х-хорошо…
Коу почувствовал облегчение. Это было не решение. Отнюдь. Теперь ему следовало придумать о чём, собственно, они будут говорить в ресторане, но, как и полагается человеку, который выиграл себе отсрочку, Коу забросил мысли об этом в долгий ящик.
Мария уже было стала спускаться по тропинке, как вдруг остановилась и спросила его:
— Ты же платишь?..
— А… Да, конечно, — бездумно ответил Коу.
Девушка кивнула, и они пошли вниз.
Уже вскоре перед Коу возникла новая задачка: на каком расстоянии от неё ему следует держаться? На данный момент между ними было примерно пять метров. Со стороны это выглядело довольно-таки странно… Коу набрал побольше воздуха в лёгкие, пробежался вперёд и поравнялся с девушкой. Мария покосилась на него пару секунд и отвернулась.
Они спустились по тропинке и повернули направо. Улица была умеренно людной. Когда Коу заметил вывеску того самого «ресторана», его лицо скривилось в горькой улыбке.
С фасада здания смотрело лицо мужчины европейской наружности с козлиной бородкой и в очках. Рядом крепились буквы: KFC.
Мария прошла через стеклянные двери и стала в очередь. Коу проследовал за ней и неуверенно спросил:
— Я тогда поищу столик?..
Она кивнула:
— Деньги?
— А, точно… — он протянул ей свой бумажник и несколько смутился, когда Мария стала просматривать его содержимое.
Наконец Коу уселся за столик возле окна и стал взволнованно теребить пальцами. Что же ему теперь делать? Он, кажется, выиграл несколько минут, но не более того. Может рассказать ей правду? Он цокнул языком, достал телефон и настучал сообщение:
«Сенсей, я её встретил. Что теперь? Можно ей всё рассказать?»
«Отправить».
Прошло несколько секунд.
Динь.
Коу прочитал ответ:
«Нет».
—…
Затем снова:
Динь!
«Присматривай за ней. Ни на минуту не своди с неё глаз. Даже ночью. Это вопрос жизни и смерти».
— Вопрос жизни и смерти… — прошептал Коу.
— To be or not to be?.. — раздался голос.
Коу быстро приподнял голову и спрятал телефон. Мария поставила на столик красный поднос. Коу несколько оторопел, когда увидел два ведёрка с куриными крылышками, чикенбургер, — двойной, — картофель фри, сырный соус и стаканчик с молочными коктейлем (большим), из которого торчала белая трубочка в красную полоску.
— Вот, — сказала Мария, протягивая ему бумажник. Последний показался Коу значительно легче. Он придушил в себе порыв пересчитать деньги и спрятал его в карман.
— Твой бургер, — сказала Мария.
— А, да… Я же забыл заказать… Спасибо, — сказал Коу, не совсем понимая, за что конкретно её благодарит, однако Мария всё равно кивнула, принимая его благодарность как само собой разумеющееся…
После этого между ними последовал странный разговор… Сперва Коу старался задавать вопросы, на которые, как ему казалось, девушке будет интересно ответить, но Мария лишь кивала, мотала головой и увлечённо поедала свои крылышки; тогда смущённый Коу заговорил сам. Он снова представился, рассказал про свою школу, свой класс, чем интересуется, где живёт, какая музыка ему нравится, — джаз, — и множество других вещей; мысль не успевала промелькнуть у него в голове, как немедленно срывалась с языка. Ему казалось, что он разгребает собственную грудь, точно шкаф во время уборки, выбрасывая вещи на пол, а затем сразу погребая их под слоем другой всевозможной всячины.