Увидев, что Гэн Чжу-цзы выложил хлебцы на паровое решето, Мо-цзы прошел к себе в комнату, вытащил из стенного шкафа связку высушенных соленых овощей и сломанный медный нож, отыскал рваную простыню и, когда Гэн Чжу-цзы принес испеченные хлебцы, связал все в один узел. Он не сменил платья, не взял даже полотенца – только затянулся потуже кожаным ремнем, надел у порога соломенные сандалии, закинул узел за спину и пошел, не оглядываясь. Над узлом подымались струйки горячего пара.
– Когда вернетесь, учитель? – крикнул Гэн Чжу-цзы вдогонку.
– Дней через двадцать, не раньше, – ответил Мо-цзы, продолжая шагать вперед.
Пока он шел до границ сунского государства, тесемки на сандалиях успели несколько раз оборваться, а ступни ног горели. Пришлось сделать привал и осмотреть ноги: сандалии протерлись до дыр, на ногах вскочили мозоли и волдыри. Превозмогая боль, Мо-цзы продолжал путь. По дороге он присматривался к обстановке: население оказалось довольно многочисленным, но всюду виднелись следы бесчисленных наводнений и нашествий – они исчезали медленнее, чем сменялись поколения. За три дня пути он не встретил ни крупной постройки, ни высокого дерева, ни тучного поля, ни веселого лица. Так он дошел до столицы.
Городская стена изрядно пообветшала, но кое-где ее подлатали новыми камнями; возле рва виднелись кучи ила и грязи – похоже было, что его расчищали, однако на берегах его Мо-цзы заметил лишь нескольких человек, – да и то рыболовов.
«Видать, и до них уже дошла новость», – подумал Мо-цзы. Он пристально вглядывался в лица рыболовов, но не обнаружил среди них своих учеников.
Мо-цзы решил пройти город напрямик и от северной заставы по одной из центральных улиц направился к южной. В столице было безлюдно и тихо; налепленные на лавках объявления извещали о сниженных ценах, но покупателей не было – как не было, впрочем, и приличных товаров; улицы тонули в желтой пыли, мелкой и липкой.
«Вот до чего дошли… И на них еще нападать собираются!» – подумал Мо-цзы.
Он шел по главной улице и всюду видел одну нищету. Весть о предстоящем нападении, возможно, уже распространилась, но жители притерпелись к нашествиям, считая их неизбежным злом, да и не видя в них ничего особенного. К тому же, кроме жизни, у них ничего уже не было – ни одежды, ни продуктов, – так что о бегстве никто не помышлял. И только когда впереди замаячила башня над южными воротами, Мо-цзы заметил на перекрестке с десяток горожан, – они, похоже, слушали речь.
Подойдя ближе, Мо-цзы увидел, как оратор взмахнул рукой и громко крикнул:
– Мы им покажем, что это такое – дух сунского народа! Все, как один, пойдем на смерть!
Мо-цзы узнал голос Цао Гун-цзы – своего ученика.
Но он не стал к нему проталкиваться и окликать его, а поспешил выйти через южные ворота и продолжал свой путь. Прошагав еще день и большую часть ночи, он остановился передохнуть и, проспав до зари под навесом крестьянского дома, снова отправился в путь. Сандалии совсем расползлись и не держались уже на ногах, а простыня была еще нужна – там оставалась провизия; пришлось оторвать полы от платья и обмотать ноги.
Но тонкие лоскуты не защищали от выбоин на проселках, и ступать было все больнее. После полудня Мо-цзы уселся под невысокой акацией, развязал узелок и пообедал, дав заодно отдохнуть ногам. Вдруг он заметил вдали здоровенного детину, который, толкая доверху груженную тележку, направлялся прямо к нему. Приблизившись, человек оставил тележку, подошел к Мо-цзы и воскликнул: «Учитель!» Он тяжело дышал и полой одежды отирал пот с лица.
– Песок везешь? – осведомился Мо-цзы, узнав своего ученика Гуань Цяньао.
– Песок. Против осадных лестниц.
– А как у вас насчет всего прочего?
– Да насобирали кой-чего: пакли, золы, железа. Только трудненько приходится: у кого есть – те не дают, а кто и дал бы – так у тех нет. Да и болтунов хватает…
– Слыхал я вчера в городе, как Цао Гун-цзы ораторствовал: что-то там плел о духе, о смерти… Скажи ему, чтоб меньше пыжился; умереть – дело неплохое, да не так это просто: ведь главное – умереть с толком!
– Как же! Скажешь ему! – с горечью ответил Гуань Цяньао. – Он здесь уже два года как в чиновниках, не очень-то с нашим братом разговаривает…
– А Цинь Гули?
– Тот вечно в хлопотах. Недавно самострелы испытывал, а теперь, надо думать, рекогносцировку проводит за западной заставой – оттого и не смог с вами встретиться. А вы, учитель, никак, в Чу идете – к Гуншу Баню?
– Верно, – сказал Мо-цзы, поднимаясь, – не знаю только, станет ли он меня слушать. Так что вы на переговоры не очень-то надейтесь и продолжайте готовиться.