20 мая полк сосредоточился на полевом аэродроме возле румынского села Салча. Посадочная полоса - еще недавно это был выгон для помещичьего стада - имела значительный уклон к поросшей лесом долине. Там протекала река Сучава, за ней виднелись отроги Карпат, сплошь покрытые густым лесом.
Сразу же за Сучавой проходила линия фронта. При взлетах и посадках нам приходилось учитывать опасную близость вражеских позиций.
Квартировали мы в селе Салча, полностью заняли и помещичью усадьбу. В первый же вечер мы с удовольствием вымылись в просторной и хорошо оборудованной бане помещика.
Уклад жизни местного населения, во многом несхожий с нашим, а кое в чем и диаметрально ему противоположный, вызывал у нас любопытство, а порой и изумление.
Добротные, ухоженные домики крестьян издали радовали глаз, однако при ближайшем рассмотрении вызывали иные чувства. Увидев впервые, что из-под стрехи дома валят клубы дыма, мы подумали, что случился пожар, но оказалось, что дом принадлежит бедняку, поэтому топится по-черному: за трубу полагается платить. Число окон в доме ограничивалось определенной нормой, у кого лишнее окно - тот платит за него особо. Внутренность бедняцкого дома вызывала недоумение: как же согревается семья в зимнюю стужу - в доме ни печки, ни плиты, лишь [81] очаг из камней выложен на земляном полу, над очагом подвешен котел на треноге, в котле варится мамалыга, сказать по-нашему, каша из кукурузной муки; для румынского крестьянина это - хлеб.
Пшеница выращивается только в хозяйстве зажиточных крестьян, но и у них не бывает на столе белого хлеба: зерно идет на продажу - нужно платить налоги, купить соли, керосина, мыла, красителей для домотканых материй.
Вообще мы быстро поняли, как забит и унижен румынский крестьянин, и прониклись к нему сочувствием и состраданием: живет он за счет своего натурального хозяйства, словно бы во времена средневекового феодализма, а дерут с него три шкуры вполне современными методами, как и положено при капитализме. Даже по своей одежде румынский мужик казался человеком из другой эпохи. Село Салча всего в нескольких километрах от городка Сучава. А какой контраст во внешнем виде жителей! Горожане одеты по-европейски. Крестьяне в домотканых полотняных рубахах и штанах, на голове барашковая шапка кустарной выделки, на ногах постолы из сыромятной кожи.
Почуяв наше доброе к себе отношение, увидев, как просты и человечны мы в обращении, румынские крестьяне быстро признали в нас таких же трудящихся, как и они сами. Мундир солдата или офицера не наводил на них страха, как ни усердствовала перед нашим приходом фашистская пропаганда. Они воочию убедились, что мы не разбойники (слово «война» по-румынски означает «разбой»). Им стала видна разница между захватнической войной их собственного правительства во главе с Антонеску, вступившего в союз с гитлеровской Германией, и нашей освободительной, справедливой борьбой. Они поняли, что не для разорения жизни пришли мы в их страну, что Советская Армия несет мир и свободу всем трудовым людям. А поняв все это, они сделались приветливы с нами без [82] всякого раболепия или приниженности, содействовали нам, в чем только могли.
… Как и всегда, мы были заняты изучением местности по топографическим картам, изучением по оперативным картам всех данных, необходимых для ведения боевой работы: линии боевого соприкосновения (попросту говоря, линии фронта), размещения зенитных средств противника, аэродромной сети - нашей и немецкой.
Уже 21 мая эскадрильи поднялись в воздух для изучения района и вместе с истребителями сопровождения облетели обширную территорию. На этом ознакомительный период окончился - полк становился в положение готовности к боям.
Нельзя не затронуть одного характерного для тех дней явления. Всего-ничего пробыли мы в чужой стране, а уже временами грустили, томились, не находили себе места, короче говоря, всех нас поразила одна и та же «болезнь» - тоска по Родине. В те поры очень полюбилась нам быстро распространившаяся в войсках, оказавшихся за рубежом, песня:
Я тоскую по Родине,
По родной стороне своей.
Я в далеком походе теперь,
В незнакомой стране…
Бои под Яссами
Всеми видами разведки было установлено, что немцы готовятся нанести контрудар по войскам 2-го Украинского фронта под Яссами, чтобы оттеснить нас с территории Румынии.
Во второй половине мая в полосе 2-го Украинского фронта гитлеровцы имели до 800 самолетов. Немало истребителей размещалось на посадочных площадках непосредственно [83] у линии фронта. В их задачу входил перехват наших штурмовиков и бомбардировщиков, вылетавших для нанесения ударов по вражеским войскам на поле боя и по резервам.
На рассвете 29 мая авиация 5-й воздушной армии неожиданно нанесла удар по аэродромам Роман и Хуши, где было отмечено наибольшее скопление немецких самолетов. Фашисты были застигнуты врасплох, поэтому их средства противовоздушной обороны не смогли помешать нам. Зенитная артиллерия открыла бешеный огонь лишь по последним группам, в хвост уходящим самолетам - и несколько из них повредила, но их пилоты сумели все-таки перетянуть за линию фронта. В результате этого удара на аэродромах Роман и Хуши было уничтожено 35 и повреждено 25 фашистских самолетов.
На другой день свыше 200 вражеских бомбардировщиков совершили налет на позиции наших наземных войск севернее Ясс. Затем в течение часа велась артиллерийская подготовка, после чего пехотные и танковые соединения противника контратаковали наши войска.
Первые удары гитлеровцев приняли на себя соединения 52-й армии генерала К. А. Коротеева и 27-й армии генерала С. Г. Трофименко. Им на помощь пришли танкисты 6-й танковой армии генерала А, Г. Кравченко.
КП командира 2-го штурмового авиационного корпуса генерала В. В. Степичева был развернут в районе КП 27-й армии, в полосе обороны которой штурмовики нашего корпуса уничтожали контратакующие войска и резервы противника.
Напряжение боя на земле и в воздухе нарастало с каждым часом. Наши истребители вступали в схватки с «мессерами», а на малых высотах «фоккеры» гонялись за Илами, не позволяя им наносить прицельный огонь по наземным войскам.
В первые два дня сражения воздушная обстановка была явно в пользу противника. Это обусловливалось, во-первых, [84] численным превосходством немцев: в воздухе почти непрерывно действовали до 700 их самолетов. Во-вторых, они применили, хотя и не новую, но все же иную, по сравнению с предшествующими боями, тактику воздушного нападения. Действуя двумя мощными эшелонами - верхним и нижним, - они решали одновременно две задачи: бомбили наши наземные войска и старались во что бы то ни стало блокировать действия наших штурмовиков.
Для борьбы с авиацией противника командование 5-й воздушной армии решило изменить тактику взаимодействия истребителей со штурмовиками и бомбардировщиками. Состав группы истребителей увеличивался в два-три раза, при этом одни истребители должны были вести бой на высоте, а другие не сопровождали штурмовиков, как обычно, а появлялись над полем боя минут за пять раньше их с целью уничтожить или хотя бы разогнать «фоккеров», действующих на низких высотах. Эта тактика позволяла штурмовикам бомбить и штурмовать вражеские войска с большой прицельной точностью. Наши самолеты шли эшелон за эшелоном.