Наш полк оказывал поддержку наземным войскам 27-й армии под Яссами, в районах Тотоесчи и Кирпиций. В этих боях мы потеряли несколько экипажей. 5 июня 1-я эскадрилья под командованием Бахирева уничтожала войска противника севернее Ясс. С боевого задания не вернулся экипаж моего близкого друга Игоря Брылина, и никто в группе не видел, когда его сбили…
Восемь дней гитлеровцы предпринимали непрерывные атаки, но наши войска не отступили с занимаемых позиций. В этом большая заслуга и наших штурмовиков.
Наконец, немецкое командование отказалось от активных боевых действий в этом районе, наступило довольно длительное затишье, которое продолжалось до 20 августа, то есть до начала Ясско-Кишиневской операции.
В период затишья я каждое утро в паре с гвардии лейтенантом Иваном Михайловичем Соболевским вылетал на [85] разведку укрепленных районов, войск и техники противника.
Убедившись, что Соболевский хорошо изучил район боевых действий, освоил методы и тактические приема ведения воздушной разведки, характерные признаки разведываемых объектов, я обратился к командованию с просьбой доверить ему выполнять разведку самостоятельно в качестве ведущего. Его ведомым назначили Павла Михайловича Банникова.
На самолетах-разведчиках устанавливалось по четыре фотоаппарата для перспективного фотографирования немецкой обороны. Эти данные нужны были нашим танковым войскам, готовящимся к наступлению. Требовалось сфотографировать всю тактическую зону обороны противника на глубину до 40-50 километров.
Командование полка разработало следующий тактический способ воздушной разведки: пара Ил-2 выполняет полет по заданному маршруту на минимальной высоте, включая фотоаппараты в заданном месте; весь маршрут фотографирования разведчик пролетает без противозенитного маневра, зато впереди него на удалении 10-15 километров и на высоте 1000-1500 метров летит звено штурмовиков с истребителями или же одни истребители - эта группа отвлекает на себя огонь зениток, давая разведчику возможность без помех выполнить задание.
Мы совершили несколько таких вылетов, и все шло, как было задумано. Маршрут фотографирования постепенно смещался от линии фронта в глубину обороны противника.
Но через некоторое время немцы разгадали этот маневр. При очередном нашем вылете они стали вести огонь не по отвлекающей группе, а по разведчикам. В результате Соболевский был сбит над районом фотографирования, а его ведомый Банников на подбитом самолете все же долетел до своего аэродрома.
Так противник жестоко проучил нас за шаблон, недопустимый в боевых действиях. Это послужило нам хорошим [86] уроком, и в дальнейшем мы всегда старались разнообразить тактические приемы.
Банников рассказал, что самолет Соболевского, объятый пламенем, врезался в землю. Экипаж, как решили все, погиб. Однако в конце войны в полк вернулся воздушный стрелок Соболевского гвардии старшина Леонид Григорьевич Колтаков. На месте падения самолета он был взят в плен румынами. Соболевский оказался очень тяжело ранен - о его дальнейшей судьбе никаких сведений нет…
Теперь моим постоянным ведомым стал Виталий Кралькин. Спокойный и рассудительный, он с первых же вылетов на самолете-разведчике показал себя отличным летчиком, смелым и сообразительным. Виталий не терялся в самой сложной воздушной обстановке, всегда был готов в случае необходимости помочь товарищу. В свободное время любил возиться с радиоприемниками. Вскоре мы с ним стали закадычными друзьями.
* * *
9 июня мы перебазировались на полевой аэродром Стефанешти на берегу Прута. Стефанешти - селение степного типа, почти лишенное зелени, насквозь продуваемое жаркими ветрами.
Изнуряющий зной не мешал нашей напряженной работе по подготовке к Ясско-Кишиневской операции. Проводилось важнейшее мероприятие: повышение меткости бомбометания по точечным и узким целям, то есть по одиночным объектам боевой техники - танкам, самоходным орудиям и автомашинам, а также по мостам, переправам, речным судам и т. д.
Обучали нас этому летчики-снайперы из Главного управления штурмовой авиации.
После показных полетов начались тренировочные, завершившиеся экзаменами, которые мы держали перед офицерами из штаба 5-й воздушной армии. [87]
Третий «роковой» вылет. Плен
В период затишья одна из эскадрилий всегда находилась в полной боевой готовности: мог последовать экстренный вызов с КП командующего 5-й воздушной армией.
18 августа мы собрались вечером отметить наш праздник - День авиации. А с утра 2-я эскадрилья заступила на дежурство: мы находились на стоянке самолетов и были готовы к вылету по команде с КП.
В полдень к нам подъехал на машине заместитель командира эскадрильи Дергачев. Он был немногословен:
- Летим всем составом эскадрильи. Боевая задача: уничтожить колонну танков и автомашин с войсками, идущую из района Хуши на север к Яссам. Боевой порядок - правый пеленг звеньев. По моей команде «приготовиться к атаке» - дистанцию между самолетами увеличить да 400-500 метров, чтобы каждый мог свободно прицеливаться, бомбить и стрелять. Атаковать будем с пикирования, начиная с головы колонны, с выходом влево и набором высоты, потом доворот вправо для повторной атаки и выход из атаки вправо с набором высоты. В дальнейшем слушать мои команды. Нас будет прикрывать шестерка Як-7.
Мне в тот день выпало вести замыкающую четверку Илов. Мы пересекли линию фронта, маневрируя, преодолели заградительный огонь зенитной артиллерии. Километрах в десяти южнее Ясс показалась голова колонны. Слышу голос заместителя командира эскадрильи:
- Колонна впереди слева, приготовиться к атаке.
Наблюдаю, как первое звено атакует голову колонны, второе - чуть подальше от головы. Я своим звеном нанес удар ближе к середине колонны. На втором заходе проштурмовали от середины до хвоста колонны.
Развернувшись на обратный курс, мы снова атакуем, на этот раз - от хвоста к голове. Вижу, внизу горят машины, валяются убитые, живые прячутся в кюветах, [88] некоторые пытаются спастись, убегая прочь от дороги.
Я не в силах сдержать радость.
- Это вам за Игоря Брылина и за Ивана Соболевского!
Группа вышла из последней атаки и взяла курс на свой аэродром.
Взглянув налево, я увидел, что в какой-то деревне, затерявшейся среди лесов, скопилось большое количество войск и техники. У нас оставались неизрасходованные боеприпасы, поэтому я довернул звено чуть влево, и мы стали поливать огнем вражеские войска.
Выходя из пикирования на высоте около ста метров, я вдруг почувствовал, что самолет теряет скорость. Мои ведомые уже оказались впереди меня. Вижу, давление бензина упало до нуля, стал просматриваться воздушный винт, значит, двигатель остановился.
«Только бы не упасть в этой деревне!» - подумал я и развернул машину в сторону гор, покрытых лесом, в надежде укрыться в Карпатах, а потом перебраться к своим.
Вскоре самолет коснулся брюхом верхушек деревьев, что-то затрещало, я ударился головой о фонарь - и потерял сознание.
Когда пришел в себя, то увидел, что лежу на траве, а вокруг меня стоят румынские солдаты. Приподнялся на локте, огляделся. Кругом лес, метрах в двадцати от меня - разбитый самолет. Рядом с ним стоит со связанными за спиной руками мой воздушный стрелок гвардии старший сержант Степан Фомич Воробьев. Там и тут видны землянки и палатки.
Оказалось, что мы упали в расположение румынской воинской части. Все свои документы я перед вылетом отдал технику нашего звена, румынам достались лишь мой пистолет и планшет с полетной картой.
Мне тоже связали руки за спиной, и нас отвели в какую-то деревню, где, очевидно, помещался штаб дивизии, там заперли в комнате с зарешеченным окном. [89]