В тот теплый солнечный день город выглядел по-курортному беспечным. На улицах - ярко, пестро одетая публика. Наше особое внимание привлекали, разумеется, девушки, почти все они казались красавицами, и немудрено: с легким загаром на лицах, искусно причесанные, в легких полупрозрачных платьях, обутые в изящные босоножки на высоких каблучках… Глядя на них, мы невольно-вспомнили наших полковых девчат, которые несли аэродромную службу и чей удел - ежедневный нелегкий труд, [103] постоянная - иной раз смертельная - опасность… Они тоже молоды, наверное, им тоже хотелось бы носить красивые платья и обувь, но приходится изо дня в день надевать военную форму, натягивать кирзовые сапоги…
Переговорив между собой, мы тут же попросили Лозичного разрешить нам собрать со всех желающих офицеров часть полученных нами румынских лей - и отдать их нашим девчатам: пусть принарядятся.
Лозичному очень понравилась эта идея, и в тот же день, на том же автобусе он еще раз побывал в Брашове - на этот раз вместе с нашими однополчанками. Вечером на танцах мы едва их узнали: каждая из девушек чудесным образом преобразилась, словно Золушка из сказки…
… К исходу 21 сентября военно-транспортный самолет Ли-2 поднял передовую команду полка, следом двинулась в ночь техническая команда на грузовиках, а утром эскадрильи перелетели на аэродром Фегераш. Здесь в дальнем углу летного поля стояло несколько Ю-88 - немецких двухмоторных бомбардировщиков румынской авиационной части. 1-й румынский смешанный авиакорпус, состоящий из семи авиагрупп, уже находился в оперативном подчинении 5-й воздушной армии. Командовал им дивизионный генерал Ионэску, можно сказать, мой старый знакомый…
Передовая команда встретила нас на аэродроме, а вслед за нами прилетел офицер оперативного отдела штаба дивизии с боевым распоряжением и со свежими данными о противнике.
Группы самолетов незамедлительно вылетели в районы Турды и Клужа, где наши войска встретили наиболее организованное сопротивление гитлеровцев, получивших к тому времени значительное подкрепление и осевших на рубеже, заранее подготовленном в инженерно-саперном отношении.
Нашими целями для поражения были в основном артиллерия на огневых позициях и минометы, а также танки, [104] которые из-за отсутствия горючего стояли полузарытыми! в землю и применялись как артиллерийские установки: били прямой наводкой по самолетам, летящим на малом высоте.
Бои развернулись на весьма своеобразной местности: вся она была пересечена глубокими лощинами и оврагами, всюду стояли копны и скирды скошенных хлебов - за ними и под ними немцы укрывали боевую технику. От нас требовалось повышенное внимание, чтобы не обмануться и своевременно обнаружить замаскировавшегося врага. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте.
Я выполнял воздушную разведку войск и техники противника в заданном районе. Немцы вели по нас интенсивный огонь зенитной артиллерии среднего калибра, так что приходилось непрерывно выполнять противозенитный маневр. Вместе с тем я внимательно вглядывался в местность, но не мог обнаружить ничего существенного. Единственно, что привлекло мое внимание, - это тесно стоявшие копны (их было не меньше полусотни) на пологом, склоне бугра.
«Дай- ка, -думаю, - проверю огнем».
Только ударил по копнам, как вдруг внизу все ожило: под копнами, оказывается, скрывались танки, а зенитки открыли такой шквальный огонь, что небу стало жарко. Один бронебойный снаряд крупного калибра пропорол насквозь центроплан моего самолета рядом с кабиной.
Слышу голос руководителя полетом с пункта управления:
- Клевцов, будьте внимательны, вас обстреливают зенитки.
Отвечаю:
- Зенитки лупят нас беспрерывно с самого начала, уже здорово продырявили мой самолет.
Все разведданные я сразу же передал по радио на пункт управления - это позволило наземным войскам своевременно подготовиться и отразить танковую контратаку противника. [105] Но немцы, подбросив крупные резервы, упорно продолжали контратаковать, стремясь выбить наши войска из города Турды. На поддержку наземных частей были направлены наши и румынские летчики; совместными усилиями положение спасли.
В тот раз мы впервые встретились в воздухе с румынскими летчиками как союзники, и сразу обнаружились трудности во взаимодействии. Дело в том, что румыны летали на самолетах немецкой конструкции, а мы привыкли определять в воздухе, «свой» или «чужой», прежде всего по силуэту, по конфигурации машины, так как опознавательные знаки видны только с близкого расстояния. Немецкий «юнкерс», «мессер» или «фоккер» можно было посчитать за румынский самолет и за свою ошибку поплатиться жизнью; и наоборот, приняв за немца румына, можно его сбить. Учтя все это, командование во избежание недоразумений решило развести нас во времени: в течение определенных двух-трех часов в воздух поднимались только румыны, в остальное время суток - наши. Надо сказать, что румынские летчики вели себя мужественно, старались ни в чем не отставать от нас и нанесли немцам немалый урон.
Когда я вернулся с той памятной для меня разведки, мой продырявленный Ил поставили на ремонт, и я остался без самолета.
В это время перед полком была поставлена задача: провести воздушную разведку в районе Клуж - Турда. Ее выполнение поручили командиру звена Георгию Георгиевичу Ковалерскому в паре с младшим лейтенантом Павлом Михайловичем Банниковым.
Ребята улетели. Ждем-пождем, проходит час, другой - их все нет. Мы, свободные летчики, собрались у командного пункта полка, но и там ничего не знали о судьбе ребят, и каждый из нас думал одно и то же: по всем расчетам, у них давно уже кончилось горючее… Значит, погибли?… [106]
Мы знали, что на наш участок фронта гитлеровцы подбросили отборную группу истребителей-асов «удет», их самолеты для устрашения были размалеваны под драконов, одного такого «дракона» мне уже приходилось на днях встретить в воздухе… Эти немецкие летчики дрались в воздухе хладнокровно и отчаянно, и если Ковалерский с Банниковым подвернулись им под руку, то вряд ли уцелели…
Ковалерский и его воздушный стрелок через двое суток пришли пешком, оставив подбитый самолет на месте вынужденной посадки, совершенной ими на территории, занятой нашими войсками. Банников, по словам Ковалерского, был сбит зениткой и упал в районе разведки.
Долго мы ничего не знали о его судьбе, и лишь 14 мая 1945 года он объявился в полку. Павел рассказал, что в тот злополучный день выбросился с парашютом из сбитого самолета, и немцы его взяли в плен. Побывал в разных концлагерях. После победы он бросился разыскивать нас. Разыскал, но в полку его не оставили, а направили в спецлагерь. Выйдя оттуда, Павел хотел снова летать, но его не приняли ни в военную, ни в полярную, ни в гражданскую авиацию: на нем стояло клеймо - был в плену. Пришлось ему идти в электромонтеры да сантехники. Одним словом, хлебнул человек горя - и в войну и после войны…
* * *
Бои на нашем участке фронта приняли напряженный затяжной характер. Ежедневно все летчики полка выполняли по три-четыре вылета. Погода испортилась, часто шли дожди, гремели грозы, облачность прижимала к земле, осадки в виде густой пелены исключали возможность найти объект, подлежащий бомбометанию и штурмовке. Иногда приходилось всей боевой группой «виражить», то есть летать по кругу где-то в стороне, над открытой местностью, в ожидании, когда над районом заданной цели разойдутся грозовые облака. При этом вхолостую расходовалось горючее, и мы зачастую возвращались домой с [107] почти пустыми баками или совершали вынужденные посадки на запасных аэродромах.
Случались и такие вылеты, когда в интересах наземных войск мы буквально зависали над вражескими позициями на 20-30 минут, выполняя требования авиационных представителей и командования с пунктов наведения, расположенных вблизи окопавшегося противника. Такое длительное пребывание в зоне огня не только зенитных батарей, но и всех иных огневых средств противника, направленных на нас с земли, заставляло изворачиваться, применять особые виды маневра. Так, чтобы лишить зенитчиков возможности пристреляться к нам, сбить их расчеты, обмануть наводчиков, мы на повторных заходах внезапно изменяли направление боевого курса и сторону разворота на выходе из пикирования. Этот вид маневра был возможен лишь в группе с отличной слетанностью, требовал неослабного внимания, осмотрительности, высокой дисциплины каждого летчика и, конечно же, умело управляющего группой командира. Маневр получил название «восьмерка». И действительно, если изобразить его графически в горизонтальной плоскости, получится фигура, похожая на восьмерку, в центре которой, на пересечении линий, - атакуемый объект.