Я сумела уговорить Дитя сесть рядом со мной на той ткани. Ребёнку не было уготовано много лет. Он должен был погибнуть ещё до бомбардировки. И в его последние минуты я была рядом всё время. Я рассказывала под видом сказок реальные события, чтобы отвлечь Дитя от боли в мышцах и разуме.
Чуть позднее к нас пришёл Гнев. Увидев нас, он не мог ничего сказать. Мои слёзы превращались уже в кровь, поэтому я закрыла лицо волосами, чтобы не пугать Дитя. Была глубокая ночь, ребёнок уже с трудом дышал, поэтому мы рассказали ему последнюю историю, которую могли придумать.
— Кто вы, добрые люди? — крепко держа мою руку, спросил ребёнок.
— Мы демоны света, — заговорил братец.
— Во тьме мы безмолвные демоны, а в свете Луны безумство обречённых. Мы те, кто рисует кровавый горизонт в пылу людской ярости. Мы устоим, где бы ни были.
Я впитывала всю боль в себя, чтобы Дитя не мучилась. Чтобы маленькая душа ушла на покой без сожалений о реальном мире. На тот момент в Лондоне было достаточно Жнецов, но никто так и не забрал несчастное Дитя. Я лишь хотела помочь. Позднее меня осудили за такую человечность, ведь во мне ещё не было Добродетели в то время. Я не должна была сожалеть о смерти, одной из миллионов.
— Мы есть тьма ночи. Для солдат мы проповедь боя. Это мы несём ночь, священную и безрассудную.
Моё второе запястье сжал Гнев, не в силах смотреть на мою слабость. Конечно, взыграло то, что Дитя, как и я, одиночка-сирота. Меня одолели мрачные мысли, что я могла так же умирать тогда, если бы не братец. Что сейчас бы я не стояла с тобой в Хранилище Душ, а моё тело съели бы бродячие животные.
— Мы демоны света. Мы несём слово, против которого люди идти не могут. Утром мы и проповедники, и тираны.
Я зажмурилась, чтобы хоть как-то сдержать кровавые слёзы от внутренней боли. У меня разрывало всё. Мне хотелось, чтобы мою боль познал каждый. Несправедливость, что все слёзы мира достались мне.
— С первыми лучами солнца мы становимся сильны, как Библия. Выстоим, где бы ни были.
Дитя уснуло беспробудным и последним сном. Мои глаза почернели за ночь, но мы должны были соблюсти все обычаи похорон, чтобы Жнецы приняли душу. Гнев поднял обмякшее тельце, понёс на заброшенное кладбище за городом, где был всего один смотритель. Я помню, что Дитя произносила своё имя, что братец называл его смотрителю, но не могу вспомнить даже буквы.
После похорон мы отправились на переправу чертей. В это время над головами просвистели бомбардировщики. Гнев закрыл мне глаза повязкой, чтобы я не проливала слёз понапрасну. Тем более что мне требовался принудительный сон, чтобы хоть немного восстановиться.
***
— Значит Дитя до 10 лет даты 20-22 августа, Лондон, — Алчность перелистал на слайдере даты и параметры.
Хранилище Душ предоставило две папки. Я взяла одну, начала читать. В досье души был ещё пункт "Находился ли в момент смерти рядом кто-то из высших?". И то, что было в моих руках, не принадлежало тому ребёнку. Я посмотрела на брата. Алчность как-то странно нахмурился, вслух прочитал названный пункт, там были наши имена, Уныние и Гнев. И он прочитал имя, но я его не услышала. Моя растерянность поставила брата в тупик. Алчность положил папку обратно, заставил посмотреть ему в глаза.
— Теперь понятно... Ты и не вспомнишь это имя. Оно принадлежало тебе при жизни, — он уронил папку на столик, убрал все пункты на слайдере.
Я не помнила себя в тот момент. Мне хотелось расправиться с тем, чтобы больше не приходило это видение, чтобы я стала свободна от своей же памяти и не мучала себя навязчивыми мыслями.
Мне требовалось найти хоть какой-то способ избавиться от Дитя в моём сознании. Я упала на колени, закрыла лицо руками и начала реветь, давая волю хоть каким-то эмоциям, чтобы они не спалили меня.
— Малая, вставай. Слышишь?
Я-то слышала, но тело не слушалось. Алчность был по физическим параметрам крупнее Гордыни, поэтому его объятия можно было сравнить с медвежьими. Пусть и грубовато, он заставил меня подняться, обнял и закрыл мне уши ладонями. Алчность повёл меня на выход, извинившись за меня перед смотрителем.
Поднимаясь по лестнице к лифту, я смогла выдавить из себя вопрос, чтобы услышать хоть что-то о себе и том ребёнке. Алчность умён, особенно в части имён и их значений. У него была такая слабость, как нумерология и подобие ей с буквами, которые несли в себе скрытые смыслы в сочетании с другими символами и аспектами.